Азазель

Священник развеселился и обратился ко мне:

— Так ты меня вылечишь так же, как я тебя однажды?

Несторий попросил объяснить, что он имеет в виду, и тот поведал ему историю моего появления в Иерусалиме: как он нашел меня лежащим без чувств у порога церкви Воскресения, как велел перенести к себе и заботился обо мне. Несторий бросил на меня сочувствующий взгляд и произнес:

— Как ни слаб каждый человек и все мы, вместе взятые, наша сила — только в любви.

Священник согласно закивал, а затем вдруг с неожиданным жаром заговорил:

— А не согласился бы ты сегодня встретиться с нашими братьями, чтобы поговорить на тему любви в разных ее проявлениях? Ты ведь так здорово умеешь рассказывать! Однажды мне доводилось слышать твою речь, когда я приезжал в Антиохию.

— Благословенный отец все помнит. Это было давно. Я не думаю, что сейчас, когда с нами владыка епископ Феодор, подходящее время устраивать диспуты. Нам вполне будет достаточно послушать его и приобщиться к его мудрости.

— Да благословит Господь вас обоих. Идите, церковная служба еще не закончилась.

— Да смилостивится над тобой Господь, отче… Пойдем помолимся, Гипа.

Молитва — мистический акт. Она служит умиротворению духа и утешением для стесненного сердца. Святые отцы очищают нас от тягостей, призывая на нас Божественную милость, и на какое-то время мы успокаиваемся, но вскоре вновь чувствуем потребность молиться, уповая на нашего Господа. Если же ослабевает в нас вера, мы остаемся в одиночестве и становимся легкой добычей для угнетающих нас тревог и терзающих мыслей… Но зачем сейчас думать об этом?!

Когда мы выходили из церковных врат, лицо Нестория светилось любовью, обретя привычное выражение. Он предложил вначале пойти на обед к епископу Феодору, а уж потом вернуться в мою келью. Я не возражал.

По пути в епископскую резиденцию мы болтали о всякой всячине. Несторий рассказывал о прелестях Антиохии: о том, какие науки преподают в ее школах, о богатой епископской библиотеке, о простых людях, которые приезжают в город из окрестных деревень, о том, как нерешителен во многих делах император Феодосий Второй, об антиохийском епископе и его добром нраве. Я в свою очередь поведал о днях, проведенных в Ахмиме — большом городе, стоящем на берегу Нила, о его величественном капище, где у входа возвышаются гигантские фигуры фараонов, высота которых доходит до тридцати метров, о статуе прекрасной женщины, которая, как говорят, была дочерью великого фараона, построившего это святилище.

— Я слышал, — сказал Несторий, — что некоторые педагоги из Александрии уехали в Ахмим и живут там уже несколько лет.

— Да, отец мой. Но в Ахмиме много церквей, половина тамошних жителей — добрые христиане.

— Да охранит их Господь от безумств Кирилла!

— Вряд ли, отец мой, в Ахмиме могут случиться те ужасы, что имели место в Александрии, народ там совсем другой.

— Я смотрю, Гипа, ты благоволишь к египтянам?

— Возможно, отец мой… возможно.

Когда мы вошли в зал для совещаний, епископ Феодор обрадовался нашему появлению и улыбнулся. В тот день я понял, насколько глубоко привязаны друг к другу епископ и Несторий, и хотел надеяться, что между мной и Несторием возникнут такие же отношения.

Обед прошел замечательно, поданные яства были в диковинку для Иерусалима и его окрестностей. Епископ несколько раз наклонялся ко мне, чтобы порекомендовать то или иное блюдо. Держа в руке сочинение Галена, я поблагодарил его за подарок и за приглашение на обед в таком почтенном обществе служителей церкви. Епископ рассмеялся и сказал:

— Я пришлю тебе еще несколько хороших книг по медицине и попрошу переписчиков сделать для тебя копии работ Гиппократа и других знаменитых врачей.

— Это большая милость с твоей стороны, владыко епископ!

— Они будут полезны и тебе, и людям по воле Божьей. Людям нужна медицина, хотя в последнее время она становится все хуже и хуже. Да сохранит Господь в тебе это полезное знание.

Несторий ненавязчиво вмешался в наш разговор, напомнив епископу, что еще я пишу стихи. Епископ обернулся к нему и сказал, что его старый друг Иоанн Златоуст тоже в юности баловался стихами.

— Разве я не говорил тебе, дорогой Несторий, что они похожи? — добавил он и принялся рассказывать о своей дружбе с Иоанном Златоустом. Епископ с наслаждением предавался воспоминаниям, и я понял, что ему не хватает старого друга.

В это время в зал вошли старый монах-молчальник и двое священников. И не успел епископ закончить очередную историю из своего прошлого, как один из них перебил его вопросом:

— А как осмелились александрийцы осудить Иоанна Златоуста? Ведь он святой!

Внезапный вопрос разрушил доверительную атмосферу, воцарившуюся среди собравшихся. Несторий осуждающе взглянул на вопрошавшего священника, и тот смутился. Все притихли… Епископ Феодор нахмурился и недовольно произнес: