– И валялись осколки тарелки с этим дурацким фламинго. Викарий сказал, что надо звать доктора и полицию. Что это, инспектор? Это ведь не случайность?..
– Я жду отчета от доктора Уизерса, – сказал инспектор, – но думаю, это отравление цианидом.
– Ее убили?
– Да. Не знаете, хранит ли тут кто-нибудь цианистый калий?
– Эдвардс недавно запасся им, – сказал Роджер. – Чтобы вывести ос.
– Где он его взял?
– В бэкинфордской аптеке; вы убедитесь сами, если заглянете в их регистрационный журнал. Удивительно, что такие вещи продают беспрепятственно.
– Где он его хранит?
– В сарае, вон там.
– Кто может туда войти?
– Кто угодно.
– А кто знал об этом?
– По-моему, все, – сказал Роджер. – Джейн?.. – Она кивнула. – А мне он сказал об этом позавчера вместо приветствия. Он не хочет, чтобы окружающая природа оставалась в неведении о его намерениях. Кроме того, тут есть повод для гордости – это ведь совсем не то, что посыпать солью садовых слизняков.
– А он не пробовал делать это бензином?.. У него, кажется, есть опрыскиватель.
– Понимаете, – начал Роджер, – человек долгое время делает одно и то же… например, опрыскивает осиные гнезда бензином… а потом решает, отчего бы не попробовать что-то другое, например цианистый калий; и вот когда он делает это раз или два, то понимает, что занимался этим по чистому недомыслию и что ему не стоило менять бензин на что-то еще, потому что только с бензином он был по-настоящему счастлив, а цианистый калий, это, конечно, хорошо, но совсем не то, что ему нужно… Ну, вот так это бывает.
Инспектор с изумлением смотрел на него.
Джейн, отняв ладони от лица, смотрела на него с таким же изумлением.
– Спасибо, мистер Хоуден, – сказал инспектор. – Теперь мне все понятно. Пойду поговорю с Эдвардсом.
– Вот ужас, а? – несколько театрально произнес Роджер, едва инспектор вышел. – Не успеешь прийти в себя после смерти Эмилии, как тут новое убийство. Все покрыто мраком, на каждом лежат подозрения, инспектор ничего не говорит. Как ты думаешь? По-моему…
– Роджер, извини, я не хочу с тобой разговаривать.
– Джейн, я…
– Кажется, меня кто-то зовет.
– Опять, – сказал Роджер, оставшись один. – Ну, Бог с вами со всеми, – пробормотал он и вышел в сад.
– Тут что-то не так, – сказала Джейн. – Я не могу в этом разобраться. Понимаешь, – сказала она картине, – в рецепте были куриные яйца, а это значит, что… Тут происходит столько ужасного, мне было бы чем себя занять, но я не могу не думать о том, что он… Нет, не может быть. Должен быть какой-то другой смысл. Умный человек на моем месте все понял бы и объяснил. Например Роджер, он сперва засыпал бы меня историями об итальянских художниках, но потом, если набраться терпения, он непременно бы все объяснил. Но Роджера нельзя об этом спросить. А кто… Добрый день, мистер Годфри, что такое вы делаете?..
– Вы меня осудите, – угрюмо сказал мистер Годфри, пробирающийся по комнате с глазами, уставленными в пол.
– Нет, почему же…
– Я кое-что потерял.
– И почему я буду плохо о вас думать?
– Потому что в доме скорбь, и мне следовало бы подчиниться если не зову сердца, то хотя бы приличиям, – отвечал мистер Годфри, блуждая вокруг стола, – а я всем своим видом показываю, что есть вещи, которые для меня важнее.
– Давайте я вам помогу искать. Что именно вы потеряли?
– Медаль.
– Ту, которую показывали вчера?
– Да, именно ее. Я вернулся к себе и спохватился, что ее нет. Конечно, я мог бы утешаться соображением, что все остальные целы, но когда что-то пропадает, как вам известно, оно всегда оказывается ценнее, чем то, что спокойно лежит на месте. Я даже на тетрадрахму Лисимаха теперь не могу смотреть без досады. Будь здесь мистер Хоуден, он непременно сообщил бы по этому поводу какой-нибудь назидательный случай из жизни итальянских художников, но в его отсутствие я вынужден утешать себя собственными силами.
– Это очень обидно, – сказала Джейн, тоже пускаясь ходить по комнате с опущенным взором. – Мы обязательно ее найдем, не могла же она никуда деться из дому… А вы смотрели на лестнице?
– И не один раз.
– А вы не пробовали вспомнить по порядку все места, где вы вчера были? Ведь если мысленно пройтись…
– Пробовал, – отозвался мистер Годфри не без раздражения. – Я помню все места, где я беседовал с викарием, где я слушал рассказы мистера Хоудена о пристрастиях форели, где инспектор спрашивал меня о моем перстне и…
– Вас он тоже спрашивал? – спросила Джейн. – Удивительно. Он бродил здесь такой печальный – видимо, с расследованием что-то не так – и вдруг заинтересовался моим колечком, а потом оказалось, что у мисс Робертсон почти такое же и на том же пальце, ну и было немного неудобно… Зачем ему это?
– Не знаю, – сказал мистер Годфри, подходя к шкафу с видом человека, намеренного смиренно просить его о дальнейших милостях. – Он заметил гемму на моем перстне. Я объяснил ему, что на ней изображен Гарпократ с розой, а заодно пересказал, что пишет Геллий по поводу обыкновения древних носить перстень на безымянном пальце левой руки, так что, надеюсь, сполна удовлетворил его любопытство, чем бы оно ни было вызвано.