Автопортрет с устрицей в кармане

– Я бы обратил внимание присутствующих, – медленно сказал тот, – на формулировку нашей клятвы. Мисс Робертсон не предлагает тому, кто сделал это, признаться – в этом был бы хоть какой-то смысл. Она просит каждого сказать: «Я не убивал Эмилию». Легко заметить, что любой воспитанный убийца без затруднений выполнит эту просьбу и примет участие в спектакле, который, не утруждая ничьей искренности, позволяет каждому выставить в лучшем свете свою учтивость. Я отнюдь не думаю, что сформулировать клятву именно так мисс Робертсон побудило какое-то намерение, хотя сама она уклонилась ее произнести, – нет, я уверен, что одно лишь чудесное простодушие и женская небрежность причиной…

– Мистер Годфри, – произнесла мисс Робертсон с бледной улыбкой, – что вы такое говорите.

– Мистер Годфри, в самом деле, – сказала Джейн почти с негодованием.

– Мистер Годфри, вы позволите, – сказал инспектор и отвел его в сторону. – Насчет того попугая, что умер вместе с мисс Меррей.

– Танкреда? – с удивлением спросил мистер Годфри. – Он чем-то интересен?

– Немного. Это ведь был жако, да?

– Да, кажется.

– Давно он жил в доме?

– Лет пять. Сэр Джон подарил его жене, у него была склонность к таким… неожиданным подаркам.

– Они его любили?

– Думаю, да. Сэр Джон говаривал, что если не ведешь дневника и не пользуешься чековой книжкой, единственное, что ежедневно напоминает тебе о твоих былых глупостях, – это попугай.

– А леди Хелен?

– Да, и она тоже. Он сопровождал ее на кухню и сидел там, весь в муке, пока она планировала с миссис Хислоп большие обеды. «Посторонний при обсуждении диспозиции», – говорил сэр Джон.

– Вы не вспомните, какие слова он произносил?

– Кто, попугай?.. Гм. Знаете, инспектор, – мистер Годфри коротко рассмеялся, – я не ждал, что будут такие сложные вопросы. Вообще говоря, я не привык прислушиваться к попугаям, потому что питаю, можно сказать, профессиональную неприязнь к вторичным источникам. Если дать себе волю и начать почем зря слушать попугаев, в конце концов обнаружишь себя читающим книжку из тех, что обещают познакомить с философией Платона за сорок минут, а там уж…

– И все-таки. Ведь вы постоянно сталкивались с ним несколько лет подряд.

– И чаще, чем хотелось бы, – согласился мистер Годфри.

– Так что же?..

– Ну хорошо. – И мистер Годфри глубоко задумался. – Пионы, – промолвил он наконец с видимым облегчением. – Пионы уже отцветают.

– Это он говорил?

– Да. И еще о том, что не надо разбрасывать ножницы где попало. Видимо, наслушался у садовника.

– Еще что-нибудь?

– Нет, пожалуй, не вспомню больше. Если придет в голову, я не замедлю вам сказать.

– Спасибо, мистер Годфри, это все, что мне было нужно. Мисс Робертсон, один вопрос…

– Роджер, – шепотом сказала Джейн в другом углу комнаты, – зачем он спрашивает, что говорил Танкред? Какой в этом смысл? Ты понимаешь?

– Думаю, да, – сказал Роджер, – хотя тут нет повода хвалиться проницательностью. Вчера вечером мне довелось подслушать, как инспектор разговаривает сам с собой, прямо здесь, в галерее. Ему следовало бы избавиться от этой привычки. Насколько я понял, дело в этом самом аспидном масле. Мистер Годфри о нем не говорил; викарий, я думаю, тоже не имел времени в этой суматохе подняться этажом выше и сказать: «Аспидное масло! Аспидное масло!» А это значит…

– Это значит…

– Значит, что сказать это было некому. Когда такие вещи происходят, следствию приходится менять свои планы на ходу. Это как с тем итальянским скульптором, который хотел высечь из мрамора фигуру в полный рост, но нашел трещину, и ему пришлось сделать ее лежачей. Он изваял юношу с урной, которую поддерживают три мальчика, а из нее вытекает река с рыбами и птицами; он изобразил там несколько нырков, лысух и поганку с ее выводком, так что в итоге все вышло наилучшим образом, а если бы трещины не было…

– Роджер, ради Бога!.. Что это значит?

– Это значит, – продолжал Роджер, – что если это некому было сделать, то об аспидном масле мог сказать только Танкред.

– Вот как, – сказала Джейн с некоторым разочарованием. – Мистер Годфри обидится, если узнает.

– Похоже, ты не уловила. Я бы и сам не догадался, но инспектор сделал себе несколько намеков. В этот момент Энни уже нашла Эмилию на полу в галерее.

– Как так?.. Погоди, ведь Танкред…

– Вот именно. Он был жив и разговаривал про масло, когда Эмилия уже была мертва. А это значит, что он умер позже и, надо думать, не по случайности.

– Я не понимаю, – сказала Джейн. – Когда позже? Как это – не по случайности?..