Улеглась настороженно, но именно так, как мне требовалось: теперь к первой камере, у фальшивого окна, она была спиной, а от второй, у двери, ее лицо заслонял я. Бурление под одеялом должно было показать, что я с энтузиазмом лапаю ее, но на самом деле дергался только локоть, а пальцы мои мягко легли ей под ухо и притиснули горло. Стоило некоторого труда не дать волю жадному позыву стиснуть его со всей силой.
Я зарылся лицом в ее мокрые волосы - запашок стал гораздо меньше, но все равно ощущался, - накрыл нас с головой одеялом и сухо спросил:
- Понимаешь, что сейчас тебя прикончить - шесть секунд? Кивни.
Она не только кивнула, но и умудрилась прохрипеть:
- Не надо... Я все... сделаю... Я ослабил хватку:
- Гладь меня... Энергичнее!.. А теперь... - Да что она, экономила шампуни, что ли, которых в ванной хоть залейся? От корней волос тянуло какой-то тухлятиной, хоть посылай ее перемываться. Чтобы сдержаться, напомнил себе, что это не она, это мой обострившийся нюх виноват. Излагай, что здесь за сумасшедший дом?
- Ну... Просто частный экспериментальный.
- Что-о? Тут и в самом деле дурдом?
Так вот оно что. Серега - не тюремщик. Он профессиональный санитар психушки. Правильно говорят, что форма содержательна. Хоть и схожая работа, а все ж таки если в белых халатах, то специфика иная.
- А на кой он? - спросил я. - Зачем такой нужен?
- Ну лечат здесь. Психов. Опыты ставят.
- А бабы? Ты здесь что делаешь?
- Ну мы тоже - для опытов.
- Так вы добровольцы, что ли?
- Ну не совсем.
Интересно, но в такой манере она мне будет год сказки рассказывать. Маленько придушил и рявкнул шепотом:
- Быстро и четко! Кто ты, как тут оказалась, что знаешь об этой берлоге и что здесь видела... Тихо, по порядку и не забывай шевелиться!
Профессионалки хороши тем, что на своей шкуре выучили: бывают ситуации, когда нельзя выкобениваться. Опять-таки опыт: их не раз допрашивали и хозяева-сутенеры, и в милиции, так что - привычка. Да и навыки, конечно. Они в автоматическом режиме, не затрудняя голову, делают все, что клиенту требуется.
Однако у этой ничего похожего не замечалось. Неуклюжие руки ее не столько гладили, сколько опасливо шарили по мне. Наверное, так ведут себя жены с пьяными мужьями, когда боятся не уступить, хоть и противно. И вроде она искренне удивилась моим вопросам:
- Как это "кто я"? - У нее даже некоторый интерес ко мне выступил поверх страха и неприязни. - Мэнээс, конечно.
- Что это такое?
- Младший научный сотрудник, конечно.
Издевается она, что ли, над нашпигованным химией страдальцем?
И я опять придушил ее, заставив поизвиваться не столько от нехватки воздуха, сколько от испуга:
- Как зовут?
- Марина.
- Чья ты? Откуда?
- Я не знаю, чего вы... - она захныкала, - хотите. Как это - "чья"?
- Слушай, - я осип от злости, чувствуя выходящую из-под контроля судорогу под животом и невольное удовольствие от ее панических конвульсий, - отвечай по-хорошему, но очень тихо: как ты сюда попала? Кто тебя мне подсунул?
- От-пус...ти-те. - Она, пунцовея, втягивала голову в плечи, и ее неподдельный ужас, резко отличающийся от притворства повидавших всякое шлюх, не только убедил меня в искренности ее недоумения, но и странным образом успокоил мой зуд. Это обрадовало. Вероятно, я боялся насильника в себе не меньше, чем она - моей жестокости.
- Говори.
- Но я не знаю, что вас интересует. Я тут работаю. - И она плаксиво, но шустро, как заученное, протараторила: - Провожу лабораторные опыты по изучению воздействия психотропных и других препаратов на пробуждение и закрепление патриотизма в лицах с неустойчивой политической ориентацией и с травмированной ПТС психикой. С учетом полученных результатов вношу рекомендации по синтезации дополнительных ферментов с целью получения устойчивой реакции на раздражители...
На половине ее тирады я потерял нить, и ее слова скользнули, как мыло под ванну. Тут уж я ее придушил всерьез. Нашла когда и с кем шутки шутить. Но все ж таки было в этой стерве некое обаяние. Как в человеке, который не теряется в нештатной ситуации.
- Для чего я тут? Отвечай, сука, по существу, или я тебе такой лабораторный опыт устрою!
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться. Потом она урезонивающе, так, как говорят с опасными сумасшедшими, объяснила:
- Вы - травмированная ПТС личность, которой для стабилизации психики нужна стабилизация нравственно-политических критериев.
Та-ак. Наших ученых хоть убивай, хоть режь, хоть души, но по-человечески просто они и слова не скажут.
- Что такое ПТС? - Я решил разбираться по фрагментам.
- Посттравматический синдром. Наблюдается у тех, кто пережил сильную физическую или психическую травму. Пожар, автокатастрофу, чернобыльскую аварию, войны в Афганистане или Чечне. ПТС иногда называют по географическому названию места, в котором он получен. Вьетнамский синдром. Афганский синдром. Он характеризуется нестабильностью состояния, бессонницей, кошмарами, приступами истерии...
- А кто здесь Полянкин? - перебил я лекцию.
- Михаил Федорович? Мой научный руководитель.
- Так это он тебя заставляет под этих, под травмированных, ложиться?