Небрежно приобняв Веру Сигрейв за талию, пока она допрашивала Елену Ремингтон, Воан направился к трио, сидящему напротив на ветхом диванчике. Мужчина, телережиссер, делавший первые программы Воана, поощрительно кивал, когда Воан описывал аварию Сигрейва, но был слишком накурен гашишем – сладковатый дым окутал комнату, чтобы сконцентрироваться на предложении Воана сделать из этого программу. Возле него сидела молодая женщина с узким лицом и готовила следующий косяк; пока она разминала маленький кусочек смолы в смятой серебристой фольге, Воан вынул из кармана бронзовую зажигалку. Она обожгла размятую смолу и стряхнула получившийся порошок в развернутую сигаретную бумажку, уже ждавшую в машинке у нее на коленях. Работник службы социального обеспечения в стэнвеллском отделении Общества защиты детей, она была давней подругой Веры Сигрейв.
В глаза бросались следы на ее ногах, похожие на шрамы от газовой гангрены, а также бледные круглые вмятинки на коленных чашечках. Она заметила, что я смотрю на шрамы, но это ее вовсе не смутило. Возле нее к дивану была прислонена хромированная трость. Когда она сменила позу, я увидел, что подъемы обеих ее ступней взяты в стальные зажимы хирургических шин. По слишком жесткой постановке ее фигуры я понял, что, кроме того, на ней был какой-то поддерживающий корсет. Она вынула из машинки сигарету, бросив на меня взгляд, полный нескрываемого подозрения. Я догадался, что этот отблеск враждебности продиктован предположением, что я, в отличие от Воана, ее самой и Сигрейвов, не был травмирован в автокатастрофе.
К моей руке прикоснулась Елена Ремингтон:
– Сигрейву, – она посмотрела на неуклюже двигающегося каскадера, который немного оправился и забавлялся со своим сыном, – кажется, завтра предстоит дубляж на студии. Можешь убедить его, чтобы он не шел?
– Попроси его жену. Или Воана. По-моему, он здесь заправляет.
– Думаю, это бесполезно.
Раздался голос телевизионного продюсера:
– Сейчас Сигрейв дублирует актрис. Все дело в его красивых белых волосах. Сигрейв, а как ты ведешь себя с брюнетками?
Сигрейв забавлялся крохотным члеником своего сына.
– Даю им пинка под зад. Сначала делаю маленькую медицинскую свечку из гашиша, а потом отправляю ее по назначению своим – ха-ха – шомполом. Два удовольствия сразу. – Он машинально посмотрел на свои промасленные руки. – Мне хотелось бы посадить их всех в те машины, водить которые приходится нам. Что ты об этом думаешь, Воан?
– Мы это когда-нибудь сделаем, – в голосе Воана прозвучала неожиданная нотка почтения. – Обязательно сделаем.
– И пристегнуть их этими дерьмовыми дешевыми ремнями. – Сигрейв затянулся небрежно свернутой сигаретой, которую передал ему Воан. Он задержал дым в легких, глядя на гору брошенных машин в конце своего сада. – Воан, представь себе их в каком-нибудь сложном скоростном столкновении. Как они красиво переворачивались бы. Или как они сработали бы лобовое столкновение. Я это иногда даже во сне вижу. Это все твоя работа, Воан.
Воан одобрительно улыбнулся:
– Ты прав. С кого же начнем?
Сигрейв улыбнулся сквозь дым. Он не обращал внимания на пытавшуюся его успокоить жену и спокойно смотрел на Воана:
– Я знаю, с кого бы я начал.
– Правда?
– Я отлично представляю себе, как эти большие сиськи врезаются в приборный щиток.
Воан резко отвернулся – возможно, ему показалось, что Сигрейв валяет с ним дурака. Из-за шрамов вокруг рта и на лбу его мимика не вписывалась в обычную гамму чувств. Он бросил взгляд на диван, где его бывший режиссер и покалеченная молодая женщина, Габриэль, передавали друг другу сигарету.
Я развернулся, чтобы идти, решив подождать Елену в машине. Воан вышел вслед за мной. Сильной кистью он взял меня за руку:
– Не спеши уходить, Баллард, я хочу, чтобы ты мне помог.
Когда Воан проигрывал эту сцену, у меня было ощущение, что он контролирует нас всех, давая каждому то, чего он больше всего хочет и больше всего боится.
Я пошел за ним по коридору в фотолабораторию. Закрывая дверь, он жестом пригласил меня в центр комнаты.
– Это новый проект, Баллард, – он доверительно обвел комнату рукой. – Я делаю серию программ для телевидения – это одна из программ моего проекта.
– Вы ушли из NCL?[3]
– Конечно, проект чрезвычайно значителен, – он встряхнул головой, избавляясь от ассоциаций. – Большая государственная лаборатория не приспособлена – ни в техническом, ни в любом другом отношении – для того, чтобы делать что-то подобное.