Австралийские рассказы

— Только одно — мне ее принес ваш сынок. Я ему как раз делал паруса для игрушечной лодки, когда вы меня перевели, сэр, вот он и пришел ко мне вчера и принес, чтобы я кончил. Он сказал: «Мама прислала ее, сэр».

— Таким образом, вы признаетесь еще в одном проступке? Общаться с детьми свободных граждан запрещено, это вам прекрасно известно. Однако мы это оставим до следующего раза. Что еще вы можете сказать в свою защиту?

Каторжник затаил дыхание. И весь суд за исключением коменданта и доктора Хэмптона тоже сидел не дыша. Эти двое — можете не сомневаться — дышали совершенно спокойно. На их дыхание мог повлиять только министр ее величества.

— Итак, пятьдесят плетей и на шесть месяцев в сырую каменоломню[5], с конфискацией означенного предмета. Как ваше мнение, сэр?

— По моему суждению, чрезвычайно справедливый приговор, — одобрил инспектор, — чрезвычайно!

И он пристально поглядел в монокль и увидел в стальных глазах такое толкование приговора, которое вполне совпадало с его собственной точкой зрения. Джон Прайс выжидал всего три дня.

Слава приходит случайно. Так же как и позор.

Но трудно сказать, по чистой ли случайности у Дэнни Данкена, осужденного за «Вестморленд», оказалась эта обыкновенная швейная иголка размер №2.

Генри Лоусон

Стилмен рассказывает свою историю

Перевод М. Ермашевой

Иногда на Стилмена находил стих пооткровенничать со Смитом — так иной старый обитатель зарослей разговаривает со своей собакой.

— Когда устанешь от мыслей и хочется отвести душу, с тобой почти так же приятно поболтать, как с умной овчаркой, Смит. Ты немножко простофиля и довольно большой болван и чаще всего просто не понимаешь, о чем я, собственно, говорю, — вот поэтому-то я и не прочь поболтать с тобой. Ты должен считать это честью для себя: даже и такое доверие я не всякому окажу.

Смит почесал макушку.

— Я лучше предпочту говорить с тобой или с пнем, чем с каким-нибудь молчаливым, настороженным, сдержанным и многоопытным типом, который слушает все, что ты ему говоришь — дело или чепуху, — так, будто ты пытаешься всучить ему пай в прииске. Я перестаю разговаривать с человеком, который молчит и слушает, как я разглагольствую, с таким видом, словно это ему очень интересно. Такой ненадежен. Ему нельзя доверять. Чаще всего он просто хочет отточить свой топор о мой; а какую можно получить выгоду, если каждому из нас надо наточить топор, а точила нет, — хотя я все-таки когда-нибудь это проделаю.

— А как? — спросил Смит.

— Есть несколько способов. Например, сговориться с обладателем второго топора и вместе найти точило или сделать точило из его топора. Но это медленный способ, и — как я уже говорил — он требует слишком много умственных усилий. К тому же он не окупается. Так можно удовлетворить свое тщеславие или гордость, но их у меня нет. Прежде были — когда я был помоложе, — но… это меня чуть не убило, и я предпочел бросить. Обычно можно доверять человеку, который говорит больше, чем ты; из него выйдет надежный товарищ — или хорошее точило.

Смит почесал затылок и прищурился на огонь с растерянным видом, какой бывает у женщины, обдумывающей вопрос жизни и смерти или отделку для шляпки. Стилмен сжал рукой подбородок и задумчиво поглядел на Смита.

— Я… я… послушай, Стилли! — вдруг воскликнул Смит, выпрямляясь, почесывая макушку и усиленно мигая: — А я-то что?

— То есть как?

— Я топор или точило?

— Э, Смит, у тебя сегодня голова работает удивительно хорошо. Ну что ж, ты вертишь точило, а я точу. — Смит снова уселся поудобнее. — Если бы ты мог точить лучше меня, то я вертел бы точило, а точить предоставил бы тебе. Я не стал бы действовать против интересов фирмы, — это достаточно справедливо, не так ли?

— Пожалуй, — произнес Смит. — Думаю, что да.

— И я думаю, что да. Ну, Смит, мы с тобой уже много лет живем в ладу — более или менее, но мало ли что может случиться. Например, я могу испустить дух пли ты.

На лице Смита появилась тревога.