Содержимое мешка подходило к концу. Все понемногу отошли от дверей, только молодой Гарри Марчент все еще сидел на корточках у порога, прислонившись спиной к стене, да я дожидался, покуда Гримвейд освободится, чтоб пойти со мной на склад, и еще старый Мак все заглядывал в дверь конторы с видом пса, на глазах у которого был съеден целый обед, а ему так ничего и не досталось, ни корочки. Старик все еще не терял надежды.
— Для вас ничего нет, мистер Мак-Шейн, — отчетливо и не без удовольствия проговорил Гримвейд.
— Нет письма! — весело сказал старый Мак тоном человека, который вовсе и не ждал письма, а просто заглянул по дороге, на случай если все-таки для него что-нибудь окажется. И бойко зашагал прочь.
Жалко было смотреть на него. Никогда бы я не подумал, что человек может так расстроиться и так стыдиться своих чувств, хотя всего лишь один или двое посторонних заметили его разочарование. Он был похож на ребенка, которого отшлепали при всех, а он во что бы то ни стало хочет сдержать слезы. С наигранной жизнерадостностью он заторопился домой, будто там его ожидало нечто чрезвычайно приятное.
Гримвейд кончил возиться с почтой, вышел из конторы, взглянул сверху вниз на макушку молодого Марчента, запер дверь, деловито щелкнув замком, и пошел со мной к складу, демонстративно позвякивая связкой ключей. Без сомнения, запирая дверь, он добродетельно следовал инструкции, но подчеркивать это ему было вовсе не обязательно.
Он просто хотел позлить Гарри Марчента. Марченты пользовались у нас дурной репутацией. Они не принадлежали к числу фермеров, а поселились ярдах в двухстах от нашего городка большим неопрятным лагерем. Помимо родителей, их семья состояла из двух сыновей, двух дочек да еще нескольких ребятишек, которые тоже считались детьми старухи Марчент, но в действительности, как утверждали люди, были незаконными отпрысками ее дочерей. Кормились Марченты охотой — в сезон и вне сезона, — воровством, жульничеством на скачках, незаконной торговлей спиртными напитками и изредка, когда уж ничего другого не оставалось, поденной работой. У них не было скота, они не покупали мяса, но у них всегда было вдоволь говядины и всегда варилась обильная пища. Из таких-то людей вербовал некогда Келли свою знаменитую шайку. Мы их терпели только потому, что нас развлекали их дерзкие проделки.
Молодой Гарри гарцевал на лошади с поддельным клеймом прямо под носом у полицейских, зная, что он всегда сумеет перехитрить их; а в другой раз он полчаса дрался на кулаках с Дугги Данкеном — нашим местным силачом — за старую обиду и приз в пять фунтов; дело происходило утром в воскресенье на запасных путях товарной станции, в присутствии полицейского сержанта, который в служебном рвении следил за тем, чтобы один из дерущихся не убил другого прямо на месте.
Когда я вернулся с Гримвейдом со склада, чтобы расписаться в получении сетки, все уже разошлись, кроме Гарри, который все еще сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и хмуро поглядывал вдаль. У него был очередной приступ человеконенавистничества, а во время таких приступов он, очевидно из чувства противоречия, обязательно искал общества или по крайней мере присутствия других людей. И вот теперь все разбрелись и оставили его одного.
Как только начальник станции открыл дверь конторы, я сразу же заметил на полу конверт. Гримвейд полез за бумагой, которую я должен был подписать, а я поднял конверт, перевернул и вслух прочитал имя адресата: «Мистер Майкл Мак-Шейн». Видно, письмо случайно выпало из мешка. Я протянул его Гримвейду. Он мельком взглянул на него, ничуть не смутившись — швырнул его в ящик с невостребованной почтой и буркнул: «Получит на той неделе», — словно происшествие это пришлось ему на редкость по вкусу.
Тут я услышал, как молодой Марчент поднялся на ноги. Он стал на пороге конторы.
— Давай сюда письмо, — обратился он к Гримвейду. — Я его догоню. Бедняга старик!
Снова Гримвейду представился случай проявить свою власть, оскорбить Гарри в строгом соответствии с инструкцией и показать всю свою низость.
Он перевел взгляд с конверта на молодого Марчента, а потом на меня. Когда меня захватывают врасплох, я часто не могу найтись, но, наверное, я все-таки поглядел на него с откровенной враждебностью. Он отдал письмо Гарри, а затем снова занялся квитанцией, которую я должен был подписать.
Минуту спустя Гарри уже был в седле и пустился вскачь по тропинке к лагерю Мак-Шейна. Когда я забрался в свою повозку, чтоб ехать домой, он уже исчез за деревьями. Я знал, что он догонит старого Мака, не проехав и полпути.