Австралийские рассказы

Булли очень гордился своим сыном. Миссис Морти глядела на него, словно львица, которая с материнской нежностью вылизывает своего детеныша. Но ничто не могло сравниться с восхищением и обожанием, с каким смотрел на него Бен. Он не выражал своих чувств ни словом, ни жестом, и некоторые сердобольные кумушки утверждали, что Бен считает сынишку Булли еще одним оскорблением, которое нанесла миссис Морти старой дружбе братьев.

Гоняя из года в год стада и сталкиваясь с разными людьми на северо-западе, они набили руку в своем деле и преуспевали. Поговаривали, что их дела идут настолько хорошо, что в скором времени они купят домик для миссис Морти с сыном. Но пока что у них был только фургон; и миссис Морти с Вильямом Беном следовали повсюду за Беном и Булли.

— Такая жизнь достаточно хороша для меня, она хороша и для Вильяма Бена, — говорила миссис Морти.

Куда бы они ни приходили, разговор был только о сынишке Булли: что за славный паренек и как быстро он растет. Когда незнакомые люди заговаривали с Булли о сыне, гордость переполняла его, и он неизменно отвечал:

— Он у меня крепыш, как бычок!

Случилось это во время перегона большого стада в Хилл к бойням Бэйрда; малыш заболел. Сначала ни Булли, ни миссис Морти не обратили внимания на его недомогание. Они подумали, что ребенок просто съел что-то неподходящее, как уже случалось раза два до этого.

Но Бену с самого начала не нравилась эта болезнь. Он внимательно смотрел на Вильяма Бена, когда тот отказывался есть, и тревожно прислушивался к тому, как мальчик плакал во сне.

Через три дня Вильям Бен уже не семенил рядом с матерью. Ослабев, он лежал на полу фургона и тихонько хныкал. Беном овладела паника. Он бросился в город за врачом. Они были уже в сотне миль от Шеллоу Лэйкса.

Бен вернулся с врачом. На лицах Булли и миссис Морти было тупое недоумение. Бен не заговорил с ними. Он отсутствовал около двух суток. У него не хватило сил спросить, что случилось; он обернулся в ту сторону, куда смотрели Булли и его жена, увидел протоптанную в песке дорожку; она привела его к берегу ручья — туда, где над Вильямом Беном высился холмик из песка.

После этого мы долго не встречали братьев Морти. Один или два раза мне удалось разглядеть в отдалении двух мужчин верхом на лошадях, пересекавших равнину, медленно бредущее стадо и женщину позади фургона. О светловолосом мальчике, которого уже не было, все еще продолжали толковать повсюду, где бы братья ни появлялись. Всем не хватало Вильяма Бена.

По-прежнему Бен и Булли кутили в городках, которые попадались им на пути; а миссис Морти, все так же упорно уклоняясь от дружеских приглашений, оставалась одна с фургоном на выгоне возле бойни.

Года два спустя я встретила Бена с Булли в Хилле. Лица их были темно-багрового цвета после ночи в пивной Мика Фишера; говорили, будто они проглотили столько виски, что его хватило бы на десятерых.

После обычных приветствий я осведомилась о здоровье миссис Морти. Булли просиял.

— Она прекрасно себя чувствует, — сказал он. — Вот поглядите сами!

Он повел меня к окраине городка. Там, у колючих кустов, усыпанных желтыми цветами, стоял фургон. В глубине фургона, всматриваясь в темное зеленоватое небо, на котором только что заблистали первые звезды, сидела миссис Морти, держа на руках ребенка. Мы направились к ней — счастливый, как школьник, Булли, молчаливый ссутулившийся Бен и я.

Мы с миссис Морти поговорили о ребенке. В ее глазах светилось то же бездумное удовлетворение, а в глазах Булли сияли гордость и радость, как в те дни, когда родился их первенец. Я взглянула на Бена. Его лицо было угрюмо и неподвижно: пристальный взгляд, устремленный на миссис Морти, был полон неприязни, как в былые дни.

Думал ли он в ту минуту о Вильяме Бене и о гонимом ветром песке, который, взметаясь со дна высохшего ручья, оседает меж деревьями, занося все тропинки и холмы на северном берегу?

Булли взял ребенка из рук матери.

— Он у меня крепыш, совсем как бычок, — сказал он.

Бен яростно и безнадежно взмахнул рукой.

Спотыкаясь, он повернулся и ушел от нас в сгущавшуюся темноту ночи.

Марлин

Перевод В. Жак

Поселок на склоне горы был почти невидим за деревьями. Он притаился среди камней и мокрого кустарника, высоко над долиной, в которой лежал скрытый туманом городок. Лачуги из досок, крытые мешковиной и листьями, были того же цвета, что камни и стволы деревьев. Они походили на земляные холмики — примитивные убежища с зияющими дырами входов. Только струйки дыма, которые, поднимаясь, таяли среди деревьев, свидетельствовали о том, что здесь живут люди.

Две всадницы, ехавшие по лесной дороге, заметили первый холмик, потом второй, третий и наконец сразу несколько хижин, обрамлявших небольшую поляну. Заливаясь лаем, выскочили собаки. Из-за хижин выскользнуло несколько детей — босые, тощие, темнокожие, с блестящими глазами и спутанными черными волосами. Лежавший около костра мужчина сел и посмотрел на всадниц.

— Здравствуй, Бенажи! — окликнула его старшая, ехавшая на серой лошади. — Спите в такое утро! А где Молли?