Австралийские рассказы

— Вот именно, — сказал я сердито. — Вот как он нами интересуется! Спит, старый баран!

— Эй, Вонючка! — прошипел Штепсель, обращаясь к своему соседу с другой стороны. — Взгляни-ка на Циклопа!

Новость мгновенно облетела весь класс.

Все сейчас же перестали чертить.

— Чтоб мне провалиться, — сказал кто-то, — неплохо они устроились. И еще хотят, чтобы мы работали!

— Смоемся, ребята? Он проснется, а нас никого нет! — раздался другой голос.

— Нас накроют в коридоре, — сказал Штепсель. — Мы не можем оставить доски, а если их убирать, то будет много шума.

Я начал рисовать спящего Циклопа и мошек над его головой и все остальное. Для большего впечатления я опустил мошек пониже, а одну посадил ему на нос, — она заглядывала в его открытый рот. Махнув на все рукой, я рисовал прямо на своем чертеже, рядом с шестигранной гайкой.

Мне редко удавалось добиться большого сходства, но на этот раз я достиг его почти без всяких усилий. Циклоп получился как живой — и складки жира, и лысая голова, и пиратская повязка, и открытый усталый рот.

— Дай посмотреть, — шипели вокруг. — Передай эту штуку по классу.

— Не могу, — ответил я. — Мне надо будет снимать бумагу с доски.

— Черт возьми, здорово! — сказал Штепсель. — Совсем как вылитый.

Все повскакали с мест и собрались за моей спиной. Я наслаждался этой минутой, но мое торжество продолжалось недолго.

Штепсель решил, что мой рисунок будет виден лучше, если убрать рейсшину, и взял ее, чтобы переложить на свою доску. Он уже поднял ее над головами, — причем пострадал всего один человек, которого он стукнул по уху, — как вдруг рейсшина выскользнула у него из рук. Многие пытались подхватить, ее, но она упала на пол. Упала с таким грохотом, что, казалось, содрогнулось здание. Все бросились на свой места. Грохот заставил наши сердца забиться быстрее, и, разумеется, он разбудил Циклопа.

Сначала Циклоп испугался, а потом смутился. Ему следовало бы устроить классу разнос, но он не умел обращаться с мальчишками, поэтому он только виновато заморгал и сказал:

— Боже мой! Я, кажется, задремал. Непростительно! Ведь мне бы не понравилось, если бы вы соснули немного? А?

И он улыбнулся доброй, заискивающей и глупой улыбкой. Казалось, его единственный глаз просил нас не ухудшать положения вещей. Но класс просто вздохнул с облегчением. Все знали, что произошло бы, если бы на месте Циклопа был любой другой преподаватель, но каждый прекрасно понимал, что Циклоп безвреден. В классе громко и беззаботно захихикали, и луч надежды погас в глазу Циклопа. Старик совсем смутился.

— Ну, ну, — сказал он неуверенно. — Продолжайте работать. Я скоро подойду посмотреть.

Карандаши вновь задвигались по бумаге и вновь раздалось шарканье. Но каждый ’ работал, как хотел. Только я имел серьезные основания опасаться. На моем чертеже карикатура на Циклопа была нарисована такими темными и глубокими линиями, что их нельзя было стереть бесследно, и я чувствовал, что даже старый Циклоп не посмотрит сквозь пальцы на такую проделку. В горнорудном училище меня, конечно, не станут наказывать, а просто вышвырнут вон. Собственно говоря, меня пугали только упреки родителей. При мысли о них меня бросило в пот, к тому же я совсем не хотел обидеть бедного Циклопа.

Он тяжело сошел с возвышения, и я яростно принялся стирать рисунок, но линии были видны по-прежнему, и карикатура стала еще более оскорбительной, чем раньше. Услышав за своей спиной дыхание Циклопа, я задрожал и решил, что пришел мой конец. Я не мог пошевельнуться от страха и чувствовал себя подлецом. Воцарилась тишина, и казалось, прежде чем он заговорил, прошло четверть часа.

— Ведь это просто рисование, — проворчал он. — Резьба никуда не годится. Нарисовано неплохо, но не годится. Чертежи нужны для того, чтобы по ним делать вещи, а не любоваться ими. Все остальное не надо было делать.

Я с трудом поверил своим ушам. Хотя мне было почти пятнадцать, я почувствовал глупое желание заплакать от радости и неожиданного чувства благодарности к Циклопу.

— Да, сэр, — пробормотал я.

— Карандаш должен быть острым, — продолжал Циклоп. — Пусть даже его придется точить двадцать раз за вечер.

— Да, сэр, — повторил я.

— А теперь сотрите все и начните сначала, — приказал он. — И не пытайтесь сделать чертеж похожим на гайку. Удовлетворитесь схемой. Вам все понятно?

— Да, сэр.

Циклоп побрел обратно к возвышению; я всегда считал, что со спины, особенно когда он идет. Циклоп был похож на толстую старуху. Но теперь, когда я увидел, как некоторые ученики смеются ему вслед, я готов был разбить им носы. Я думал о том, как после окончания занятий уговорю Штепселя вместе со мной заступаться за Циклопа и как мы вдвоем» разделаемся со всеми мальчишками, которые в будущем посмеют грубить Циклопу или смеяться над ним.

Тот день на Бурых озерах

Перевод Б. Саховалер

Не знаю, помнишь ли ты тот день, когда мы отправились на велосипедах к Бурым озерам?