Аврора, или Утренняя заря в восхождении

В России учение Бёме стало известно лишь в конце XVII века. Московское государство, недавно обретшее свою независимость (1480), едва ли за полтора столетия обрело доверие к культурному и просвещенному Западу. Жесткая изолированность от уже реформированной в целом церковно-политической системы европейских народов могла породить лишь такую же необычайную отрешенность и даже враждебность по отношению ко всему иностранному («немецкому»). «В этой атмосфере сопротивления и недоверия к Западу, – говорил в 1914 г. русский историк А. Змиев, – и твердой решимости и вере в себя созревает русский раскол и всякое вообще старообрядчество, необъяснимое и странное на первый взгляд явление. Ведь в Никоновской реформе дело шло не о догме, она совсем не касалась вопроса „како веруеши“, а о внешних формах богопочитания и об обрядности. Двуперстие, сугубая аллилуйя, Иисус и Исус не могут составить религии. Если тем не менее значительная часть общества разорвала связь с церковной жизнью народа, согласилась лучше подвергнуться отлучению и анафеме, чем признать новый служебник, то это можно объяснить лишь глубоким предубеждением против всяких новшеств и страхом потерять чистоту форм, освященных временем и традицией и потому священных. Нужно услышать в подлиннике эти странно звучащие для нас profession de foi русских книжников и начетников, чтобы почувствовать всю свирепую их нетерпимость и исключительность: „Богомерзостен перед Богом всяк, любяй геометрию… а се душевнии греси учитися астрономии и эллинским книгам… проклинаю прелесть тех, иже зрят на круг небесный “, или: „Братие, не высокоумствуйте. Аще кто ти речет, веси всю философию, и ты ему рци: эллинских борзостей не рекох, риторских астронов не читах, ни с мудрыми философами не бывах, философию ниже очами видел…“ Дальше этой самоуверенности незнания идти нельзя. Лишь после Смутного времени, когда поляки занимают Москву, а шведы отторгают области и отрезают русских окончательно от моря и все русское государство терпит великую разруху, стихийно возникает стремление к преобразованию»[69].

В 1681 г. по царскому указу был сожжен Квирин Кульман (1651–1681), немецкий изгнанник, приехавший из Голландии в Немецкую слободу проповедовать учение, основанное на идеях Якоба Бёме, – пожалуй, самый восторженный последователь Бёме в это мрачное время. «Вечное Евангелие, – говорил Квирин Кульман, – которое напрасно искали до сих пор, найдено простым Якобом Бёме, который никогда его не искал, ища лишь в себе христианина дела под христианином слова. Как двести лет назад выступил Ян Гус, а сто лет назад Мартин Лютер, так выступил и Якоб Бёме, и вострубил мощным голосом, какого еще никогда не слыхали с тех пор, как стоит мир, и явил невиданное – внутреннее Евангелие из вечной Бездны».