Аврора Флойд

Бёльстрод пошел в гостиную, где нашел своего друга, ходящего взад и вперед, одинокого и несчастного.

— Дамы будут обедать наверху, — сказал Меллиш, когда Тольбот пришел к нему, — мне сейчас прислали это сказать. Зачем она избегает меня, Тольбот? Зачем жена моя избегает меня таким образом? Мы почти не говорили друг с другом несколько дней.

— Сказать вам, почему, сумасбродный Джон? — отвечал Бёльстрод. — Ваша жена избегает вас потому, что вы сами удалились от нее, и она думает, бедняжка, что она лишилась вашей любви. Она воображает, что открытие ее первого брака произвело переворот чувств и что вы перестали любить ее.

— Перестал любить ее! — вскричал Джон. — Ах, Боже мой! Она должна бы знать, что если бы я мог отдать мою жизнь за нее пятьдесят раз, я сделал бы это, чтобы спасти ее от страдания; я сделал бы это, если бы даже она была самой ужасной преступницей, когда либо ходившей по земле!

— Но никто не просит вас делать ничего подобного, — сказал Бёльстрод. — Вас только просят быть благоразумным и терпеливым, положиться на Бога и предоставить действовать людям, которые не так пылки, как вы.

— Я сделаю, что вы хотите, Тольбот; я сделаю что вы хотите.

Меллиш пожал руку своего друга. Думал ли он, когда он видел Тольбота женихом в Фёльедне и ненавидел его с неистовством индийца, что он когда-нибудь почувствует к нему такую смиренную признательность, так плачевно будет зависеть от его высокой мудрости? Он пожал руку молодого политика и обещал быть покорным, как ребенок, под его руководством.

Вследствие этого, повинуясь приказанию Тольбота, он съел немного рыбы, выпил две рюмки хересу, а потом пошел с Бёльстродом к Авроре.

Она сидела с кузиной в утренней комнате и казалась страшно бледна в сумерках августовского вечера — бледна и уныла в своем белом кисейном платье. Она только что проснулась из лихорадочного сна и сделала вид, будто обедала, из вежливости к своей гостье. Люси напрасно старалась утешить свою кузину; это страстное, пылкое, избалованное дитя богатства и любви отказывалось от всякого утешения, и Аврора все со слезами говорила, что она лишилась любви своего мужа и что ей не осталось на свете ничего.

Но посреди этих унылых речей Аврора вдруг с трепетом вскочила со своего места, губы ее задрожали, черные глаза расширились: она узнала знакомые шаги, которые последние дни так редко слышались в коридоре возле ее комнаты. Она хотела заговорить, но голос изменил ей, через минуту дверь была открыта сильною рукою и муж ее вошел в комнату, протягивая к ней руки и говоря:

— Аврора! Аврора! Моя милая, дорогая, возлюбленная, бедная Аврора!

Он прижимал ее к груди, прежде чем она знала, что Тольбот Бёльстрод стоял позади него.

— Милая Аврора, — сказал Джон, — ты не знаешь, как жестоко я оскорбил тебя! Но это оскорбление принесло с собою свою пытку. Моя бедная, невинная Аврора! Как мог я… как мог я… Но я сошел с ума и только, когда Тольбот…

Аврора подняла голову с груди мужа и с удивлением поглядела ему в лицо, не будучи в состоянии угадать смысла этих прерывистых фраз.

Тольбот положил руку на плечо своего друга.

— Вы испугаете вашу жену, если будете продолжать таким образом, — сказал он спокойно. — Вы не должны обращать внимания на его волнение, любезная мистрисс Меллиш, Поверьте мне, для всех этих возгласов нет никакой причины. Сядьте возле Люси и успокойтесь. Теперь восемь часов, а нам до девяти надо решить одно серьезное дело.

— Серьезное дело! — повторила Аврора небрежно.

Она была упоена своим внезапным счастьем. Она не желала спрашивать объяснения таинственности прошлых дней. Теперь все было кончено: ее верный муж любил ее так же преданно и нежно, как прежде. Чего более могла она желать?

Она села возле Люси, повинуясь Тольботу, но все держала мужа за руку, все смотрела ему в лицо, на эту минуту не сознавая, чтобы во всей вселенной было что-нибудь, кроме этого высокого йоркширца.

Тольбот Бёльстрод засветил лампу на письменном столе Авроры, лампу с абажуром, тускло освещавшим комнату, а потом сел и сказал серьезно:

— Любезная мистрисс Меллиш, я принужден сказать то, что, я боюсь, страшно поразит вас. Но теперь не время скрывать, едва ли есть время для обыкновенной деликатности. Положитесь ли вы на любовь и дружбу окружающих вас и обещаетесь ли мужественно перенести это новое испытание? Надеюсь и верю, что оно будет непродолжительно.

Аврора взглянула с удивлением не на Тольбота, а на своего мужа.

— Новое испытание? — спросила она.

— Вы знаете, что убийца Джэмса Коньерса еще не найден, — сказал Бёльстрод.

— Да-да; но что ж из этого?

— Любезная мистрисс Меллиш, милая Аврора! Свет находит болезненное наслаждение в страшных идеях. Некоторые думают, что вы виновны в этом преступлении…

— Я!

Она вскочила со своего места с таким изумлением на лице, что если бы Тольбот Бёльстрод до этой минуты считал ее виновной, то теперь навсегда убедился бы в ее невиновности.

— Я! — повторила Аврора.

Повернувшись к мужу с внезапно изменившимся лицом, на котором, вместо изумления, изображалось горе, смешанное с упреком, она сказала тихим голосом: