Аврора Флойд

Меллиш не отвечал на эти слова. Он стоял перед своим другом бледный, молчаливый и угрюмый; он так же мало походил на веселого йоркширского сквайра, которого мы знали, как и на виконта Пальмерстона или лорда Клейда. Его преобразовало какое-то великое горе, тяготившее его душу; и будучи детски правдивого и откровенного характера, он не мог скрыть свою тоску.

— Джон, Джон! — вскричал Тольбот, — мы были вместе мальчиками в Регби, мы заступались друг за друга в детских драках. Разве это хорошо с вашей стороны лишать меня теперь вашей дружбы, когда я приехал сюда с намерением быть вашим другом — вашим и Авроры?

Джон Меллиш отвернулся, когда его приятель произнес это имя и это движение не было потеряно для Бёльстрода.

— Джон, зачем вы отказываетесь довериться мне?

— Я не отказываюсь. Я… Зачем вы приехали в этот проклятый дом? — вскричал запальчиво Джон Меллиш. — Зачем вы приехали сюда, Тольбот Бёльстрод? Вы не знаете, что это место и те, которые живут в нем, обесславлены, а то вы боялись бы приехать сюда как в зараженный чумою город. Знаете ли вы, что с тех пор, как я воротился из Лондона, в этот дом не приезжало ни одной души? Знаете ли вы, что когда я и… и… моя жена ездили в церковь в воскресенье, все отступали от нас, как будто мы были заражены тифозною горячкой? Зачем вы приехали сюда? Над вами будут насмехаться, вас будут осуждать. Уезжайте в Лондон сегодня же, Тольбот, если вы не желаете свести меня с ума.

— Я не уеду, пока вы мне не расскажете вашего горя, Джон, — твердо отвечал Бёльстрод. — Наденьте вашу шляпу и пойдемте со мной. Я хочу, чтобы вы показали мне то место, где было совершено убийство.

— Найдите кого-нибудь другого, кто покажет вам, — угрюмо пробормотал Джон, — а я туда не пойду!

— Джон Меллиш! — вскричал Тольбот, — должен ли я считать вас трусом и глупцом? Клянусь небом над нашими головами, что я буду вас считать и тем и другим, если вы станете продолжать эти глупости. Пойдемте в Парк со мной, я имею на вас право давнишней дружбы и не хочу отступаться от этих, прав по милости вашего сумасбродства!

Оба они вышли на луг. Джон довольно угрюмо исполнил просьбу своего друга, и молча шел через Парк к той части леса, где был убит Джэмс Коньерс. Они дошли до одной из самых уединенных и тенистых аллей в лесу и находились недалеко от того места, где Сэмюэль Проддер смотрел на свою племянницу и на ее спутника в ночь убийства, когда Тольбот вдруг остановился и положил руку на плечо сквайра.

— Джон, — сказал он решительным тоном, — прежде чем мы подойдем к тому месту, где умер этот дурной человек, вы должны рассказать мне ваше горе.

Мистер Меллиш гордо выпрямился и взглянул на Тольбота с угрюмой недоверчивостью в лице.

— Я никому не скажу того, чего не намерен говорить, — сказал он твердо.

Потом, с внезапной переменой в лице, которую страшно было видеть, он закричал запальчиво:

— Зачем вы меня мучите, Тольбот? Говорю вам, что я не могу вам довериться, я не могу довериться никому на свете. Если… если я вам скажу… ужасную мысль, которая… если я вам скажу, ваш долг будет… я… Тольбот, Тольбот, сжальтесь надо мной, оставьте меня в покое… уйдите от меня… я…

Неистово топнув ногой, как будто он хотел растоптать трусливое отчаяние, за которое он презирал самого себя, и ударив себя по лбу сжатыми кулаками, Джон Меллиш отвернулся от своего друга, прислонился к стволу большого дуба и громко зарыдал. Тольбот Бёльстрод подождал, пока прошел этот пароксизм; но когда друг его несколько успокоился, он взял его под руку и увел почти так же нежно, как если бы огромный йоркширец был печальной женщиной, нуждавшейся в мужской помощи.

— Джон, Джон, — сказал он серьезно, — благодарение Богу и за это, благодарение Богу за все, что разламывает лед между нами. Я знаю ваше горе, бедный старый друг, и знаю, что вы не имеете к нему причины. Поднимите вашу голову и глядите прямо на счастливое будущее. Я знаю черную мысль, которая грызет ваше бедное, сумасбродное сердце: вы думаете, что Аврора убила берейтора!

Джон Меллиш вздрогнул и судорожно затрепетал.

— Нет, нет, — проговорил он, задыхаясь, — кто это сказал… кто сказал?..

— Вы это думаете, Джон, — продолжал Тольбот Бёльстрод. — И вы делаете ей самое ужасное оскорбление, когда-либо сделанное женщине; более постыдное оскорбление, нежели какое сделал я, когда думал, что Аврора Флойд виновна в какой-нибудь низкой интриге.

— Вы не знаете… — пролепетал Джон.

— Я не знаю! Я знаю все и предвидел неприятности для вас, прежде чем вы видели тучу на небе. Но я никогда не воображал этого. Я думал, что глупые соседи будут подозревать вашу жену, как это всегда бывает. Люди стараются обвинить в преступлении именно то лицо, в котором это преступление было бы особенно ужасно. Я был приготовлен к этому; но думать, что вы — вы, Джон, когда вы уже должны были бы хорошо знать вашу жену — думать, что вы станете подозревать женщину, которую вы любили, в гнусном и вероломном убийстве.