Авраам Линкольн

Вот только сам Грант в то время совершенно не намеревался менять военную карьеру на политическую. Линкольн вздохнул с облегчением, когда узнал наверняка, что его лучший командующий не имеет особого интереса к политике. Генерал написал в нескольких частных письмах друзьям, что президентство — последнее, чего бы он хотел, потому что считает, что это не пойдёт на пользу ни ему, ни стране. «Я не политик, никогда им не был и, надеюсь, не буду, — заявлял генерал. — Никто не убедит меня даже задуматься о выдвижении своей кандидатуры в президенты, по крайней мере, до тех пор, пока будет сохраняться возможность перевыбрать мистера Линкольна»^{681}. Грант не возражал, чтобы его высказывания стали известны президенту. Он хотел оставаться на военном посту, делать то, что умеет лучше всего, и довести войну до победного конца. Линкольн поддержал такое желание и выступил инициатором присвоения полководцу самого высокого для Америки тех лет звания генерал-лейтенанта (раньше его получали только Джордж Вашингтон в годы Войны за независимость и Уинфрид Скотт в признание заслуг в войнах 1812 года и с Мексикой). Сенат звание утвердил, и Грант был вызван в столицу для официального назначения на пост главнокомандующего.

Во вторник 8 марта 1864 года никто в отеле Уилларда в Вашингтоне не обратил внимания на идущего по лобби коренастого, помятого после дальней дороги генерала в парусиновом пыльнике. Никаких адъютантов за спиной — только подросток волочил большой тяжёлый саквояж. Портье выписал путешественнику самый маленький и неудобный номер, но, когда прочитал запись в гостевой книге: «У. С. Грант с сыном. Галена, Иллинойс», — сам потащил генеральский багаж в лучшие апартаменты. В столицу прибыл самый знаменитый генерал Союза, что предвещало неминуемые перемены на фронте, а в итоге — приближение конца войны. Вести о прибытии Гранта Безоговорочная Капитуляция обогнали генерала, хотя ему предстояло пройти всего два квартала между отелем и Белым домом. Президент Линкольн встретил гостя крепким рукопожатием: «Вот и генерал Грант! Очень рад вас видеть!» И даже первая леди, не увидев в непритязательном генерале соперника мужу, была весьма радушна. Линкольн провёл Гранта в Восточный зал, где собравшаяся на приём публика разразилась овацией. Чтобы невысокого Гранта было лучше видно, его уговорили встать на диван у стены. Грант невозмутимо забрался туда и в течение часа пожимал руки президентским гостям^{682}.

Джон Николаи свидетельствовал, что и на торжественных приёмах Линкольн не только демонстрировал себя публике, но и работал. Переждав бурю восхищения, президент увёл Гранта из шумного Восточного зала в Синюю комнату и там, уже в присутствии военного министра Стэнтона, перешёл к текущим делам: «Завтра, в час, который вы согласуете с военным министром, я намереваюсь официально представить вас Кабинету в качестве генерал-лейтенанта. После этого я произнесу небольшую речь в вашу честь, и мне бы хотелось услышать от вас небольшой ответ. Чтобы вы как следует подготовились, я напишу вам содержание своей речи. Это всего четыре предложения, и я прочитаю их с бумажки, чтобы и вы могли сделать то же самое: всё-таки вы не настолько поднаторели в произнесении речей, как я. В своём ответе вы сможете учесть то, о чём я говорил, но есть два пункта, которые я бы хотел, чтобы вы в своём выступлении отметили обязательно. Во-первых, скажите что-то, что предотвратит или устранит всякую зависть к вам остальных генералов. Во-вторых, скажите что-то, что вызовет симпатии к вам со стороны армии „Потомак“… Подробности вы сможете позже оговорить с военным министром». В ответ Грант только деловито, по-военному, спросил, на который час будет назначена презентация (сошлись на часе дня)^{683}.

Новый главнокомандующий на торжественном представлении его Кабинету стоически выдержал непростую для него процедуру зачитывания ответной речи^{684}. Потом наступило время тщательного военного планирования. Линкольн чётко разграничил полномочия: «Детали вашего плана меня не интересуют, я их не знаю и не пытаюсь узнать. Вы прозорливы и уверены в себе, и, зная это, я не собираюсь так или иначе ограничивать ваши действия. Чтобы помочь вам, я буду делать всё, что в моей власти, не стесняйтесь обращаться ко мне с просьбами»^{685}. Гранту запомнилась фраза, которой Линкольн приправил свои серьёзные рассуждения: «Как говорили у нас на Западе: „Не умеешь снимать шкуру — хотя бы держи за ногу“»^{686}. Линкольн сказал, что Грант его первый «настоящий генерал»: «Знаете, как было до этого со всеми остальными? Они хотели, чтобы я был генералом за них. Я рад, что нашёл человека, который готов наступать без меня»^{687}.