Авиталь и ее отец

— Конечно есть! Небось, законные сыновья задумали оттеснить отца в сторону и самим унаследовать судейство и власть над народом!

— Так и случилось, Авиталь. Но не только о судействе и о власти речь. Имущество и земли тоже наследуются! Да и это не всё…

— Не всё? Жадные братья обделили отца, и им этого мало?

— Важную вещь подарила судьба отцовским врагам. Я о том сказать хочу, что имелась у них еще одна зацепка, и хоть тяжело мне говорить об этом, а надо. Наложница-то, бабка твоя, которой уж давно в живых нет, не иудейского роду была, а из языческого племени происходила. Деду не удалось скрыть сие от первосвященника, а уж от него дознались об этом и дедова жена законная, и сыновья ее, да и весь народ гиладский.

— Моя бабка язычницей была! Что ж плохого тут? Разве сын у нее дурной получился? Никак не скажешь! Может, внучка не удалась?

— И сын хорош, и внучка удалась, да только Бог иудейский лучше знает!

— Коли дед мой вопреки воле Господа языческую женщину в наложницы взял, стало быть, сильно ее любил, больше законной супруги. Так я и думала! Теперь мне всё ясно!

— Тебе еще не всё ясно, доченька, потому как я не всё сказала. Первосвященник поставил деду на вид, мол, не гоже судье держать при себе язычницу.

— А, понимаю, первосвященник хотел, чтобы дед бросил чужачку и любил только законную жену, так?

— Нет, Авиталь. Гиладский посланец Господа в любовные дела судьи не встревал. Он потребовал, чтобы дед обратил наложницу в иудейскую веру.

— А возможно это, матушка?

— Возможно, дочка! Женщина должна обрить голову и надеть платок. Грива новая отрастет, но впредь без покрытия головы показываться на людях нельзя, дабы чужой мужчина не мог увидать волосы мужней жены. Или мужней наложницы — это одинаково. И еще одно настояние мудрецами удумано: если язычница перейдет в иудейство, то придется ей расстаться с родным именем, и звать ее будут Сарой. Бабка твоя ничего не имела против сих перемен, потому как любила деда.

— Здорово! Какое простое превращение!

— Простым оно только кажется. Да и происходит ли превращение? Бывшую язычницу гонят и презирают, а мужчине, соединившемуся с ней, не сладко приходится. Жестоки и бесчувственны люди.

— Так ведь превращение-то в ладу с иудейским законом!

— Эх, Авиталь, Авиталь! Узнаешь еще, что закон не так заветами Господа правится, как злыми сердцами рабов Его!

— А спроси-ка, Авиталь, у мамаши, почему ее, как и бабку твою, Сарой зовут! — проговорил дремавший до сих пор Халис.

— А и вправду, матушка! Совпадение?

— Нет, дочка, не совпадение это. Отец твой по стопам деда пошел. Полюбил язычницу и женился на ней. А язычница эта — я, твоя мать!

— Матушка, я так люблю тебя! — залившись слезами верности, воскликнула Авиталь и бросилась обнимать Сару.

— И я люблю тебя, и отца твоего люблю, и все мы любим друг друга, и потому семья наша самая лучшая! — воскликнула Сара и принялась целовать Авиталь, и гладить ее по голове, по плечам и по рукам, и из материнских глаз тоже полились слезы.

— Ну, разнюнились бабы! — пробурчал Халис.

— А ты помалкивай! — прикрикнула на слугу Сара.

— Выходит, и тебе, матушка, пришлось обрить волосы! Так вот почему ты на людях всегда в платок кутаешься! А в поясе у тебя куколки костяные спрятаны, и я видала, ты, иной раз, перебираешь их — что это, идолы племени твоего?

— Эти фигурки — боги предков, матери моей подарок. Я достаю их и вспоминаю девичество свое. А иудейские строгости женщине не в тягость, если муж у нее любящий. Тяжело терпеть злобу, зависть и жадность.

— А что с наследием деда случилось?

— Когда умер дед, и пришло время делить наследство покойного, три брата отца пришли к первосвященнику и сказали, мол, Ифтаху ничего не положено, ибо мать его не была законною женой, да еще и языческого племени родом. И добавили, что по этим же резонам нельзя Ифтаху становиться судьей в Гиладе, хоть и весьма годится он для этого. И не только они, но и некоторые другие городские обыватели так же думали. Братья Ифтаха забрали себе все дедовы земли и имущество, а судействовать и властвовать ни один из них не захотел. Собаки на сене! Злы сердца людей, Авиталь.

— А разве не долг первосвященника возвращать недобрые сердца на путь доброты?

— Не нашим женским умом понимать первосвященника долг. Зато слова, что срываются с уст его — они нам известны. Наперсник Господа призвал к себе Ифтаха и, якобы от имени Бога, с которым советовался, сказал: “Прогони от себя жену Сару с малюткой Авиталь, и я предложу народу избрать тебя судьей. А если заупрямишься, не отряхнешься от языческого праха в доме своем, то быть тебе век в услужении у братьев, и это всё, что ждет тебя!”

— И отец не предал нас?

— Не предал! Он отверг охальное условие первосвященника, и мы отправились с ним в землю Тов. Ты была еще совсем маленькая, грудная. Нам поначалу приходилось нелегко, но зато мы упивались свободой.

— Теперь я знаю, почему мы живет в горах, а не в городе!