Авиталь и ее отец

— Зыбкое основание. Рухнет оно. Авиталь богоизбранная иудейка, а Соби — всего лишь язычник. Могу ли я согласиться на неравный брак?

— Что я слышу? Презрение, гордыня, высокомерие! И это говорит тот, кто сам женат на кумирнице!

— Времена становятся строже. Женитьба Соби на Авиталь никак не возможна, и миру меж гиладянами и аммонитянами не бывать!

— Жаль молодых. Ты что-то не договаривал, не так ли? Выкладывай!

— Войны нам не миновать, но давай-ка встретим ее достойно, во всеоружии. Да, именно во всеоружии!

— Выражайся яснее, Ифтах.

— Чтоб подготовить армию, мне нужен еще месяц. Тебе требуется столько же. Предлагаю, Наас, заключить временное перемирие.

— Это разумно. Не исключено, так мы и поступим. Однако вернемся на минуту к истоку. Еще раз разберем, из-за чего мы собрались воевать друг с другом?

— Из-за чего? Да очень просто — аммонитяне боятся иудеев, и потому хотят перебить нас и завладеть нашим местом под солнцем! Разве не так?

— Нет, не так! Ты лицемеришь, Ифтах! Мы вовсе не боимся вас, но земля, которую вы почитаете своею — она наша, ибо мы живем на ней сотни лет, и не собираемся расставаться с нею! А край, что нынче во владении гиладян — тоже есть древнее обиталище аммонитян! Верните его нам!

— Пусть вы здесь жили задолго до нашего прихода из пустыни. Пусть! Хоть десять тысяч лет! Для нас это ровно ничего не значит, ибо Бог заповедовал иудеям эти места. Он назвал их Землей Обетованной и повелел нам изгнать вас!

— А наш бог эту землю пожаловал нам!

— По чести говоря, нет в мире бога, кроме Бога! То бишь, только наш Бог существует, а ваш — досужая придумка!

— Вот теперь, Ифтах, мы оказались в настоящем тупике! Бесплодный спор. Завален выход из пещеры. Темно кругом и безнадежно!

— Да, спор напрасный. Две дороги, что за горизонт уходят, не сближаясь и не отдаляясь, никогда не пересекутся.

— Так как же? Мир, и через месяц в бой? По рукам?

— Минуту! Есть просьба к благородному царю Аммона.

— Исполню, если смогу, благородный судья Гилада.

— Просьба такая. Не говорить Соби всё, в чем мы согласились, а открыть лишь половину, мол, заключен мир. То же я скажу и Авиталь.

— Согласен. Мы не щадим друг друга, но будем гуманны к детям.

4

Переговоры на высшем уровне завершились. Два писца, один гиладянин, другой аммонитянин, записали итог на глиняных табличках. Высокие договаривающиеся стороны согласились на временный мир ради продолжения постоянной войны.

Каждый из участников сделки видел себя победителем. Проигрыш тоже не казался катастрофой, ибо войну никогда не поздно начать заново, а резон неизменен и всегда наготове. Он, резон то бишь, огромен, как море, тверд, как скала, высок, как Небеса. В некотором смысле поражение есть даже благо — оно служит опыту и звучит прелюдией к победе наших потомков.

Обе армии готовились к сражению. Ифтах осуществил генеральное свое намерение — купил колесницы и велел оковать их бронзой. Кузнецы без устали трудились, изготовляя медные латы и шлемы. Ради великого дела Ифтах широко открыл городскую казну Гилада и приобрел у египтян дорогие железные мечи и копья.

Испокон веку было, и поныне так — баснословна цена всякому предмету, назначение коего убивать и разрушать, но не скупятся люди ради великой цели.

Глава 10

1

Был ли Ифтах обижен на первосвященника? Трудно знать наверняка. Нам известна не истина, а только впечатления, вынесенные Ифтахом из последней беседы с эмиссаром Господа. Добавим, что люди с умом всё замечают, но не имеют обыкновения обижаться. К тому же легко сносить обиды от тех, от кого мы их ожидаем.

Ифтах мысленно возвращался к своему разговору с первосвященником. “Посланец Господень всегда прав, — раздраженно ворочал мозгами Ифтах, — слова старика как пудовые камни верны. Я спросил его, заключать ли мне мир с Наасом. В ответ он стыдил меня за сей вопрос, воспитывал словно школяра, чуть ли не изменником выставил. Перебил, недослушал, не вник, очевидное внушал с неуместным пылом”.

“Думал я получить дельный совет, как поступить с Авиталь, а услыхал прописные истины. На что намекает и куда толкает меня первосвященник? Хитрит, хочет съесть ломоть и несъеденным его оставить. А крайняя мера мне и без мудреца нашего ведома! В решительный момент покинул он меня — дескать, говори с Господом с глазу на глаз. А Всевышний, видно, умней своего посланца — ни слова не вымолвил. Из Его безмолвия смело заключаю: я сам себе голова!”

“Богу дорога моя победа, и мне она позарез нужна. Знаю, готов Он споспешествовать, и в войне с Аммоном мою сторону возьмет. Так-то оно так, вот только почему Всевышний ни звука не издал и не показался мне? Я рассудил, что жертва Ему требовалась, а сказать этого Он не хотел. Думал, дескать, не зря же Я в шестой день Творения, создавая человека, голову ему дал и умом снабдил!”

“Всё на свете отдам ради победы, самого дорогого не пожалею! Принесу Ему в жертву любимую Авиталь — лишь бы в деяниях моих был Он со мною от начала и до конца. Как Авель поступлю: лучшее, что есть у меня, Господу поднесу”.