Авианосцы

– А что с этим товарищем Хаммером? – спросил Киров, вставая из-за стола.

– А что в нём особенного? – Молотов закрыл папку с бумагами и тоже встал. – Он гонец, и ничего больше. Но гонец с доброй вестью, таких в былые времена награждали. Вот и мы его наградим – яйцами.

– Чем-чем? – Киров слегка опешил.

– Яйцами Фаберже – мне рассказывали, как у него загорелись глазки, когда он на них смотрел. Подарим ему пару таких яиц, а лучше – продадим за символическую цену, ему как бизнесмену это будет понятнее. И приятнее.

* * *

Европа напоминала перегретый паровой котёл, у которого по недосмотру механика закрыт предохранительный клапан. Стенки котла вибрировали и зловеще гудели, стрелка манометра плясала у красной черты, однако кочегары, не замечая (или не желая замечать) грозных признаков грядущей катастрофы, лопату за лопатой продолжали подбрасывать в уголь в пышущую жаром топку. Взрыв (экономический кризис, знаете ли, в этом всё и дело) казался неизбежным, но каждый из участников этого взрывоопасного эксперимента почему-то полагал, что его не заденет.

Кайзеррейх деловито пришивал к мундиру Великогермании, надетому на мускулистое тевтонское тело, цветные лоскуты расползшейся Австро-Венгрии, бесхозно разбросанные по мостовым европейских столиц. До вооружённых конфликтов пока не доходило – вопросы решались на дипломатическом уровне, где призывы помочь германоязычному населению, угнетённому бессовестными чехами и поляками, соседствовали с девизом «Кайзеррейх есть законный наследник и правопреемник Священной Римской Империи!». Война пока ещё не грянула, но она уже вызревала: дым заводов Рура сгущался и обретал форму, превращаясь в стальные слитки танков и тяжёлых орудий.

В кайзеррейхе, памятуя баррикадные бои начала двадцатых годов со сторонниками «русского пути» и учитывая воинственную популярность нацистов, не скрывавших своего желания подвинуть «старика Вильгельма», нашли действенное средство борьбы с кризисом. Экономика Германия была жёстко централизована и милитаризована – военно-феодальное государство, каковым являлся кайзеррейх, оказалось отличным инструментом для обуздания стихии рынка и аппетитов всех его участников. Статус армейского офицера в Германии был неизмеримо выше статуса удачливого торговца, и лозунг «Пушки вместо масла» не вызывал резкого протеста у Фрицев и Гансов. К тому же германские пушки можно было обменять на русское масло – такой обмен устраивал обе стороны. И кайзеррейх вооружался, готовясь потребовать у кое-кого оплаты старых счетов, и не слишком жаждал американских кредитов – их заменило бартерное сотрудничество с Народной Россией, незатронутой кризисом.

Здраво оценивая масштаб «германской угрозы», США лихорадочно искали выход из создавшегося положения. Дядя Сэм давно прижал прекрасную Францию в гостиной Европы, как называли пространство между Пиренеями и Рейном, и властно запустил ей руку под юбку, ощупывая соблазнительные округлости прелестницы и прикидывая, в какой позе её попользовать. Мадам время от времени попискивала, изображая оскорблённую невинность, и тогда Дядя Сэм указывал ей на север, где угрюмо ворочался тевтонский варвар, до глаз закованный в крупповскую броню: мол, я тебя подарками дорогими одариваю, а это чудище железное тебя попросту изнасилует, и спасибо не скажет. И прекрасная Франция вздыхала, томно закатывая глазки, и снова падала в цепкие объятья сухопарого заокеанского ухажёра. Американские кредиты были ей необходимы, чтобы хоть как-то залатать дыры в экономике и сгладить социальную напряжённость – социалисты прямо называли правительство Блюма «правительством национального предательства», и на Елисейских Полях во весь рост маячил призрак Парижской Коммуны.