Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

И лишь сам Аргилл, с его вечным прищуром, замкнутостью, жестко изогнутой линией чувственного рта, словно бы служил Карлу отдушиной. О душевной чуткости здесь не могло быть и речи. Аргилл был исключительно умный и хитрый, и, по мнению Хайда, чтобы стать личностью поистине исключительной, ему не хватало лишь двух достоинств — чести и мужества. Он ясно ощущал, что стоит на почве весьма шаткой. Большинство населения изнемогало от тирании церкви, а Аргилл был ее приверженцем и главной опорой «Ковенанта». Поэтому он считал, что для укрепления собственных позиций ему следует добиться доверия короля. Аргилл велел сыну всячески его обихаживать — следить, чтобы на столе всегда было всего вдосталь, седлать молодому человеку лучших лошадей, а на публике оказывать ему почести, какие приличны королю. Следовало подумать и о браке, и Аргилл решил женить Карла на своей дочери, леди Энн Кэмпбелл. Но во всем этом была большая доля жестокости, ибо, заботясь напоказ о житейском комфорте короля, Аргилл всячески отстранял его от участия в государственных делах, не допускал до заседаний Совета, ограничивал общение с простым людом. По словам одного современника, «внешне с Карлом обращались как с королем, но по сути он мало чем отличался от пленника: жилье его охраняли часовые, свободно общаться с ним дозволяли мало кому, вокруг шныряли соглядатаи, следящие за каждым его словом и шагом».

В этой ситуации король был практически во всем зависим от благорасположения пресвитерианской церкви. «По воскресеньям его практически лишали всех развлечений» — таков был строгий пресвитерианский обряд. Даже в одежде своей и привычках король был стеснен, и, допустим, вместо того, чтобы предаваться столь любимой им карточной игре, ему приходилось выслушивать бесконечные проповеди, случалось, по шесть подряд. Аргилл, этот законченный лукавец, призывал Карла с достоинством претерпевать удары судьбы. В конце концов, намекал он, если «молодой человек смирится с этими безумцами сейчас», то впоследствии, возвратив себе английский трон, он сможет попросту прогнать их. Что ж, надежды на это так грели сердце Карла, а речи Аргилла звучали с такой искренностью, что он невольно поддавался своему тюремщику. Карл «не только вслушивался в эти песнопения, но действительно считал, что ему желают одного лишь добра». Впрочем, до конца обвести себя вокруг пальца он не позволял. Когда Аргилл заговорил о возможности женитьбы на леди Энн, Карл благоразумно ответил, что сначала надо посоветоваться с матерью.

Хотя молодой король пребывал в Шотландии фактически на положении заключенного, английские парламентарии были чрезвычайно встревожены тем, что он находится так близко. В июне 1650 года Кромвеля и Ферфакса поставили во главе армии, которой долженствовало выступить против шотландцев и навсегда устранить угрозу со стороны Стюартов. Ферфакс счел такую акцию незаконным вмешательством в дела суверенного государства и отклонил назначение. Единственным командующим остался Кромвель, который и двинулся на север во главе отряда из 5000 конников и вдвое большего количества пеших. Неподалеку от границы командующий его артиллерией Джордж Монк сформировал еще одну часть, вошедшую в историю Англии как Гвардейский Колдстримский полк. Усилившись таким образом и не встречая сопротивления, армия парламентариев вторглась на территорию Шотландии и двинулась вдоль побережья, чтобы удобнее было получать продовольствие от плывущих следом судов.

Втайне Карл только радовался происходящему. Он давно догадывался, что его пребывание в Шотландии рано или поздно вынудит англичан двинуться на север, а тем временем, при отсутствии армии, в Англии может вспыхнуть бунт. Он даже написал зятю, призывая его высадить десант в Торбэе: «Без такой поддержки любые действия шотландцев обречены на провал». Но Карла ждало горькое разочарование. Принц Вильгельм Оранский оказался не готов выполнить его просьбу, а английские роялисты раскололись, и некоторые выступили даже против него. Согласие Карла с ко-венантерами оттолкнуло одних, история с Монтрозом — других, и, наконец, все считали шотландцев опасными иноземцами, с которыми невозможен никакой союз. В результате, пока Шотландия готовилась к войне с Кромвелем, в Англии царила тишина.