В зале установилась полная, почти благоговейная тишина. Карл ничуть не походил на того слабого, податливого, неуверенного в себе человека, который, как считали виги, полностью находится у них в руках. Он предстал перед парламентариями во всем величии верховной власти. Он — помазанник Божий, он наделен священным авторитетом, он — воплощение совершенства. Если пришедшие в уныние виги опирались в своей аргументации на доводы разума, то король черпал их у самого Господа Бога, и, именно на него (а также на французские деньги) и опираясь, Карл в одной-единственной фразе расправился с демократией — этой явно негодной системой правления. «Весь мир видит, до чего мы дошли, — с притворной печалью сказал он, — и нам никогда не достичь доброго конца, если мы так расколоты в начале». С этими словами король покинул зал; наскоро перекусив, он сел в экипаж и отправился тщательно охраняемой дорогой в Виндзор. До конца своего царствования Карл уж больше не созовет парламент.
Глава 17. ГОДЫ ЕДИНОЛИЧНОГО ПРАВЛЕНИЯ
Благодарный народ засыпал короля верноподданническими адресами: он оказался дальновиднее всех, он не поддался всеобщему безумию, и призрак анархии исчез. Карл справился с глубочайшим за годы всего своего царствования кризисом, но при этом понимал, что работа еще не закончена. Он вышел из недавнего сражения, сохранив все свои властные полномочия. За ним — народ в своем большинстве. Финансовое здоровье государства никогда не было таким крепким. Но просто победить недостаточно. Надо еще, чтобы другие проиграли и чтобы это поражение было видно всем. Карл решил предпринять по отношению к вигам самые энергичные действия.
Когда справедливость приносят в жертву политике, одинаково страдают и большие, и малые. Несчастному Эдварду Фитцхаррису были предъявлены обвинения, и, когда дело дошло до суда, выяснилось (больше на эмоциональном, нежели на фактическом уровне), что этот ирландец принадлежит к римско-католической церкви и что он клеветал на корону, покушаясь на мир в государстве и вступив в комплот (заговор) с французами. По сумме этих преступлений Фитцхаррис был заключен в Тайберн. Обвинение было выдвинуто также против некоего Стивена Колледжа, лондонского столяра, человека довольно буйного нрава, о котором говорили, что в Оксфорде он появился «вооруженным до зубов» с явным намерением лишить жизни короля. Напрасно Колледж протестовал, указывая, что единственное доказательство против него — конь, а также меч и пара пистолетов на поясе. Публике нужен был пример, и, когда измученное жюри присяжных вынесло вердикт «Виновен», в зале суда эхом отозвался шумный вздох одобрения. Столь же позорным был суд над другим, куда более известным человеком — Оливером Планкеттом, архиепископом графства Арма в Северной Ирландии. По навету Оутса его обвиняли в соучастии в заговоре, предполагающем отправление французских вооруженных отрядов в Ирландию. Обвинение было абсурдно, однако у Планкетта оказалось слишком мало свидетелей его невиновности, и он тоже отправился в Тайберн, «всеми оплакиваемый и почитаемый невиновным в том преступлении, которое ему вменяют».
Но самый большой сюрприз ожидал Шефтсбери. Через день после казни Фитцхарриса и Планкетта лидер вигов был заключен в Тауэр по обвинению в государственной измене. Ему вменялось в вину намерение силой заставить короля согласиться с биллем об исключении, лишающим герцога Йоркского права на престолонаследие. Обвинялся он и в замысле отменить законы против дис-сентеров, а знакомая шайка лжесвидетелей уже готова была подтвердить, что он произносил изменнические речи. К тому времени Шефтсбери был серьезно болен. Он послал Карлу письмо с обещанием не заниматься больше политикой, если с него снимут все обвинения, и пообещал удалиться в Дорсет или даже в Каролину, где у него имеются деловые интересы. Но Карл не был склонен к милосердию, ибо считал, что «маленький правдолюбец», как он именовал Шефтсбери, никогда не откажется от своих амбиций. Поэтому он решил отдать его в руки закона, хотя и понимал, что суд над таким совсем еще недавно популярным человеком вряд ли пройдет без сучка без задоринки. Вновь назначенный лорд-главный судья делал все от него зависящее, лишь бы добиться обвинительного заключения, но сам состав жюри присяжных, в которое вошли люди твердых демократических принципов, означал, что Карлу не удастся добиться своего. Так оно и получилось. Обвинения, выдвинутые против Шефтсбери, рассыпались на глазах, и присяжные вопреки ясно выраженной воле короля вынесли вердикт: «Ignoramus», то есть — нет состава преступления. Обрадованные виги отчеканили медаль, на которой изображен выходящий из-за туч, сгустившихся над Тауэром, солнечный диск с надписью на латыни: «Радуйся!»