Лжесвидетельствовал он изощренно и вдохновенно. Своим гнусавым голосом, эхом разносящимся под сводами Вестминстера, Оутс говорил, что иезуЛы уже назначают высших офицеров в будущую папистскую армию и министров в будущее папистское правительство. Многие английские аристократы-католики как в городах, так и в сельской местности уже подкуплены и готовы присоединиться к заговору. Аудитория слушала Оутса с нарастающим ужасом. Послали за лордом-председателем Высокого суда. Наглухо закрыли двери Вестминстера. Затребовали ордер на арест названных Оутсом католиков, и на следующий день пятеро несчастных были брошены в тюрьму Гейтхаус. Оутс же тем временем продолжал нагнетать страхи. В то самое время, как огромная толпа лондонцев провожала в последний путь сэра Эдмунда Берри Годфри, Оутс давал показания перед палатой лордов и, закончив, попросил выделить ему охрану: «В темноте одному возвращаться домой опасно». Торжествующего мошенника проводили до самых дверей, а замороченные депутаты единодушно выразили «убежденность в существовании дьявольского заговора преступников-папистов, направленного на убийство короля, свержение правительства и уничтожение протестантской веры». Казалось, истерия достигла предела — но нет, последовали новые разоблачения.
Особое впечатление и в Лондоне, и во всей Англии произвела переписка Коулмена — с ее обнародованием, казалось, сам ад разверзся. Эти письма неизбежно переключили внимание людей на главного католика — герцога Йоркского, у которого Коулмен некогда служил секретарем. Шефтсбери, пользуясь моментом, выступил с предложением удалить Якова из всех королевских советов, и 3 ноября это требование было удовлетворено. Яков был «отстранен от участия в обсуждение любых дел общегосударственного значения». Одновременно Карл подписал указ, означающий, по существу, домашний арест папистов. По стране прокатилась новая волна слухов и самых диких домыслов. Говорили, например, что наследником престола провозглашен герцог Монматский, за чье здоровье, как и за здоровье Карла и Шефтсбери, «единственных столпов национальной безопасности», пили по всей стране.
Ситуация усугублялась тем, что до сих пор не были найдены убийцы Годфри. И тут некто Уильям Бедлоу, тип совершенно растленный, довел до сведения членов палаты лордов, что обладает совершенно достоверной информацией, будто мировой судья был убит иезуитами в доме самой королевы. Получается, таким образом, что в заговор вовлечена явно католическая по своим симпатиям королевская семья. Вот тогда-то общенациональная истерия достигла кульминации. Люди боялись выходить на улицу без охраны. Центральную часть Лондона патрулировали вооруженные отряды. Распространились панические слухи, будто паписты отравили городскую систему водоснабжения. По всем углам шептались о щелях, в которых укрылись монахи, о найденных в тайниках книгах папистского содержания, толпах священнослужителей-католиков, прибывающих в Англию морем. Повсюду, от Уайлтшира до Йоркшира, замечены были «ночные всадники», а появившийся якобы на острове Пербек крупный отряд пеших и конных породил слух о французском нашествии.
Карл был одним из немногих, кто держался в стороне от всего этого безумия, но фантастические домыслы насчет королевы привели его в бешенство. Да, признавал он, Екатерина «слабая женщина, и у нее есть свои капризы, но на дурные поступки она не способна… и на произвол судьбы (он) ее не бросит». Король послал за Оутсом и в присутствии двух секретарей подверг его допросу с пристрастием. Речь шла о принадлежности королевы к ордену иезуитов. Оутс утверждал, что собственными глазами видел письма некоторых руководителей ордена с выражением признательности за подаренные 4 тысячи фунтов; более того, он попросил о повторном допросе, и вот в его-то ходе дал полную волю фантазии. Стремясь показать себя источником несравненно более осведомленным, нежели его соперник Бедлоу, Оутс заявил, будто ему известно о приватной беседе королевы с иезуитами, в которой она заявила, что не потерпит более многочисленных любовных интрижек Карла и «отомстит за осквернение ее ложа». Вышеупомянутые 4 тысячи (превратившиеся за это время в пять) — явно оплата услуг предполагаемого убийцы короля.
Все это был бред сумасшедшего, и Карл твердо решил вывести Оутса на чистую воду. Его еще раз со всей строгостью допросили в Тайном Совете и затем спешно отправили под стражей в Сомерсет-Хаус. Если уж Оутсу так хорошо известны дом королевы и беседы, которые она якобы там вела, то он без труда укажет, где именно, в какой комнате они происходили. Сделать это ему не удалось. Оутс совершенно запутался в лабиринте галерей, лестниц и садов. Он бормотал что-то насчет больших двустворчатых дверей, но в конце концов вынужден был сдаться. Разгневанный Карл приказал доставить его под стражей в Уайтхолл и не спускать с него глаз.