Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

6 сентября пожар наконец обессилел, и пришла пора подсчитывать потери. Занялись этим два специально назначенных инспектора, и отчет они представили ужасающий. Лишь 67 акров из 450, на которых располагался Лондон, остались нетронутыми огнем. Сгорело более 13 тысяч домов, от 89 церквей остались лишь груды камней, от 44 конюшен со всей их роскошью — зола. Рухнули 4 моста. Более 100 тысяч горожан ожидала голодная и бездомная зима. Один из крупнейших средневековых городов Европы лежал в руинах, и, чтобы отстроить его заново, требовалось не менее 10 миллионов фунтов стерлингов.

Ключевую роль в этой работе играл Карл. У него уже появился интерес к строительству. Его попытки перестроить дворец в Уайтхолле некогда не удались из-за недостатка денег; теперь же он решил возвести новый дворец в Гринвиче, и разрушения, вызванные Большим пожаром, пробудили в нем градостроителя. Карл сформировал при Тайном Совете группу, которой было поручено заняться этим делом. Отцам города король строго наказал позаботиться, чтобы новый Лондон выглядел свежо и красиво. Самым тщательным образом изучал он все предложения по расширению и выпрямлению старых улиц, нередко выдвигал собственные идеи и прежде всего настаивал на том, чтобы при строительстве взамен огнеопасного дерева использовали камень. Амбициозный проект перепланировать город, логически организовав его вокруг прямых, пересекающихся проспектов-артерий, не удался, однако в лице сэра Кристофера Рена Карл нашел гения архитектуры. Быть может, его вклад в строительство нового города порой и преувеличивается, но факт остается фактом: именно ему Сити обязан большинством своих красивых приходских церквей и шедевром барокко — новым собором Св. Павла. Это массивное сооружение, весь вид которого вполне отвечает торжественности церемоний, проходящих здесь, а шпиль представляет одно из высших достижений европейской архитектуры, остается самым внушительным, а может, и пробуждающим самую большую любовь свидетельством художественного расцвета эпохи Реставрации.

Процесс перестройки Лондона протекал мучительно медленно, хотя и бытует горделивая легенда, будто «на то, что считалось работой на века, понадобилось каких-то три года». Тем временем долгие лишения лишь углубляли недовольство и подозрительность людей, для которых пожар послужил импульсом. Несчастные лондонцы никак не могли понять, за что на них обрушились такие беды, хотя Карл и попытался с самого начала рассеять всяческие слухи. 6 сентября 1666 года он при огромном скоплении народа заявил, что пожар — это никакой не заговор, это воля Божья. Но многие не удовлетворились таким объяснением. Люди искали случившемуся нравственное оправдание, и в результате в стране опасно обострились религиозные противоречия. Квакеры были убеждены, что пожар — это справедливое наказание городу, который столь откровенно их преследует. Другие подозревали, что это результат деятельности экстремистских сект. Однако в общем-то большая часть всех этих подозрений, ни на чем, впрочем, не основанных, относилась к старому традиционному противнику: Большой пожар — это не иначе как работа католиков, стремящихся подорвать покой и преуспеяние добродетельного протестантского народа. Яд фанатизма, порожденный страхом, с новой силой отравлял организм страны, и вскоре антипапизму предстояло стать одной из самых опасных национальных фобий.

Между тем по другую сторону Северного моря, у голландцев, возникло свое объяснение причин Большого пожара: это будто бы Божья месть англичанам за то, что они сожгли их флот. В одном памфлете злорадно говорилось, что «горделивый и высокомерный» Лондон недолго праздновал свой триумф, ибо Всемогущий «простер Свою длань и превратил в пыль здания, прекрасные дворцы и богатые лавки». А теперь, с точки зрения голландцев, работу Бога могли бы завершить люди. Они послали тайного агента разведать подходы к английскому побережью, и в особенности к Чатему, где находился крупнейший док; летом 1667 года стало ясно, что ситуация для нападения сложилась самая благоприятная. Постоянные финансовые затруднения заставляли англичан держать суда на якоре. Средства, выделенные парламентом на снабжение флота, приходилось тратить на покрытие его же гигантского долга, и денег на то, чтобы рассчитываться с подрядчиками и поставщиками, а также на боеподготовку просто не оставалось. Даже средства, предназначенные для ремонта, растаяли, и докеры, которым давно уже не платили зарплаты, бросили инструменты и разошлись кто куда. А наличные, из тех что оставались, власти тратили на сравнительно ненадежные средства обороны вроде огромной цепи, протянутой через весь приток Темзы Меуэй. Правда, позади нее располагались артиллерийские батареи.