Август Хромер

– А что же Лоренталь? – пробормотал я с сомнением, – Ты обещал ему мести, и он ждёт её немедленно. Сомневаюсь, что он переживёт долгие годы сдержанности и терпения…

Лицо настоятеля растворилось, как лицо здоровяка. Никогда не видел, чтобы Франц был так разбит.

– Я сомневаюсь, что он переживёт эту ночь, – глухо буркнул он, сцепив пальцы в замок.

Неужели слухи не врут, и чтение мыслей убивает так стремительно?

– Что с ним будет? – понизив до хрипа голос, спросил я у Франца.

– Я думаю, сойдёт с ума, – с сожалением, будто теряет родного сына, констатировал настоятель, – Понимаешь, он за секунду увидел всю жизнь того генерала, испытал разом все его эмоции. Ты же знаешь Лоренталя: он иоаннит честный, справедливый, гордый… А что он увидел? Он высоко ценит человеческие жизни, а ему пришлось увидеть разом десятки сражений, пройденных генералом, пришлось увидеть, с какой лёгкостью он посылает на смерть своих солдат, чтобы убить других. Ему невозможно это принять, всё сразу невозможно. Он видел всю грязь этого человека, видел его отношение к этой грязи, видел мир его глазами, и поверь мне, это зрелище он не сможет через себя пропустить безболезненно.

– Но бывают же случаи, когда после этого выживали? – с надеждой спросил я.

– Да, но для этого нужно иметь железную силу воли, железную выдержку, стойкую психику. К сожалению, у Лоренталя всего этого нет…

Какое-то время мы помолчали. Я осмысливал услышанное и готовился уже проститься с Лоренталем, чего очень не хотел, но не в моих это силах…

– Помнишь ту надпись на часах, что я тебе подарил? – прервал затянувшееся молчание Франц.

– Конечно, помню…

– Всегда держи её в голове, – наставительно проговорил уставший Франц, – И никогда не повторяй ошибки Лоренталя. Все мы знаем, как хочется зайти за рамки, но это убивает. Люди опасны для нас в первую очередь именно этим.

Да, Франц, я знаю. Когда я только узнал о своей способности и начал учиться её сдерживать, меня бросало в холодный пот и всего трясло. Как и все иоанниты, я перестал видеть людей, как серую однородную массу. Пришлось долго и целенаправленно заставлять себя вернуть это видение…

Было тяжело, и так хотелось не сдерживаться и отдаться инстинктам. Когда я впервые увидел, чем закончилось прочтение, резко изменил своё мнение на этот счёт и стал гнать навязчивую идею с новой силой, как плешивую блохастую псину.

Посреди тишины ночи, нарушаемой истошными криками борющихся с огнём солдат, раздалось шуршание, усиливающееся с каждой секундой. Сил, моральных и физических, в нас не осталось настолько, что мы даже не отреагировали на этот шум. Хорошо ещё, что этого и не требовалось: из-за деревьев показался Картер с пятью походными сумками за плечами. Иоаннит, который в десятки раз сильнее человека, без труда донёс их все.

– Запас еды на пятерых примерно на две недели, – хвастливо свалил сумки себе под ноги воришка, – Теперь можно двигаться!

Как бы там ни было тяжело, но дать ходу следовало незамедлительно, чтобы не попасться к утру солдатам. Расхватав сумки, мы выстроились в линию, дожидаясь одного только Лоренталя – тот продолжает сидеть на сваленном стволе и пялиться бесцельно в сияющую серебром траву.

– Эй, здоровяк! – задорно окликнул товарища Картер и метнул ему сумку, – Жрачка есть, лагерь горит, а мы живы! Пора в путь, не грусти! – и уже Францу, – Узнали имя мрази, что нас сдала?

– Тешмар Гиафриц, – нехотя отозвался настоятель и двинулся за поднявшимся всё-таки апатичным воином.

– Как узнали? Оторвали генералу пятки? – посмеялся сам своим шуткам Картер.

– Лоренталь его прочитал…

С балагура тут же сошёл задор, и он стал мало отличим от нас, давно вогнанных в траурное состояние. Долгое время он стоял посреди поляны и хлопал глазами, не веря в случившееся, а затем лишь глухо брякнул:

– Твою мать.

Нас уходило пятеро. Как предрекал Франц, примерно к утру нас останется четверо.

Под утро мы были уже у небольшой деревушки Нолипа, ближайшей к Восьмой Резиденции. Все встречные поселения, как и на пути к первому убежищу, приходилось обходить по широкой дуге, чтобы ни в коем случае не засветиться.

Спустя какое-то время мы набрали приличную скорость, но её постоянно сбивает Лоренталь, что плетётся раненой черепахой. Перегруженный тяжёлыми мыслями, он ни на что не обращает внимания и просто переставляет ноги, идя в одном с нами направлении. Сейчас он мысленно далеко, но, всё же, Франц ошибся: он дотянул до утра.

Вот только он бредит. Шепчет и бормочет себе под нос что-то невнятное, отмахивается от несуществующих мух перед лицом, бешено вращает глазами. С ним никто старается не говорить, поскольку он просто перестал нам отвечать.

Просто идти дальше и ждать, пока он окончательно свихнётся? А мы можем что-то ещё?

К полудню нашему отряду удалось проделать немалое расстояние и добраться до холмистой местности в северо-восточной части страны. В общей сложности мы протопали не меньше тридцати миль.

– Эй, стойте! – раздался из-за спины взволнованный голос Вирюсвача.