Авгур

Опять захотелось пить, и Андрей сообразил, что так и не донес домой бутылку с нарзаном. Куда она делась, вспомнить не удалось. Вроде, держал в руках, а потом раз - и нету. Впрочем, на фоне всего остального цирка...

Он выпил воды из крана и снова выбрался за порог. Спустился по лестнице, выглянул из подъезда и сразу свернул за угол, чтобы не сталкиваться с зеваками, которые уже собирались вокруг издохшего 'жигуля'. Дошел до остановки кружным путем и замахал руками, останавливая маршрутку.

На привокзальной площади было шумно. 'Икарусы' дымили как паровозы, 'джихад-такси' въезжали чуть ли не на перрон, чтобы перехватить наиболее денежных пассажиров. Курортники, только что сошедшие с поезда, обменивались охреневшими взглядами. Большие часы над входом, как обычно, стояли. Андрей вошел в прохладное здание. Будем надеяться, что билеты еще остались. У нас же тут, вроде, транспортный узел - с Кавказа все транзитные на Москву через нас идут. Ладно, сейчас узнаем...

Он пробрался к кассам дальнего следования и с тоской поглядел на толпу народа, которая колыхалась перед окошками. Блин, что делать? Гаркнуть, что ли: 'А ну, расступились, гады!' И ведь расступятся, куда денутся... Или, может, к начальнику вокзала пойти? Достать там из широких штанин... то есть, тьфу, из рукава это самое... Непривычно как-то. Сам ведь терпеть не может, когда нагло лезут без очереди. Ну и что теперь - стоять как дебил?

Четыре кассы работали, на пятой были задвинуты жалюзи. Андрей остановился перед закрытым окошком, размышляя, что предпринять. А вообще, почему бы им и пятую не открыть - знают ведь, какая тут давка? Расслабились, дармоеды...

И, словно в ответ на это телепатическое послание, жалюзи приподнялись, и молоденькая кассирша уселась за столик. Потом вопросительно уставилась на Андрея. Он тоже пялился на нее, слегка опешив от неожиданности.

- Слушаю вас, - наконец сказала она.

Андрей спохватился.

- До Москвы на сегодня что-нибудь есть? Плацкарт желательно.

Она застучала по кнопкам клавиатуры, а Андрей подумал: 'Да я, блин, реально крут. Силой мысли кассиршу вызвать - это вам не деревце засушить...' За его спиной уже вырастала очередь.

- Так, - сказала девица, - на те, что из Кисловодска идут, все уже разобрали. И на 'тройку', и на 27-й... На владикавказский - тоже... И на нальчикский...

'Фак', - подумал Андрей.

- Единственное место на сегодня осталось...

- Давайте!

- ...поезд 'Назрань-Москва', 145-й. Верхняя боковая. Устроит?

- Устроит, - вздохнул Андрей.

- Отходит в 21.50, время в пути - 32 часа, прибытие на Казанский вокзал...

Сжимая в руке счастливый билет, он выбрался из толпы. Сердце стучало. Еду! Теперь уже точно - еду...

Вернувшись домой, он начал собирать сумку. А потом пришла мама, и были слезы, и уговоры, и робкие вопросы: 'А если?..' Он убеждал ее, доказывал, логически обосновывал, а потом, когда понял, что все это бесполезно, просто подвел к окну и показал на голое дерево посреди июньского зноя. Она умолкла, опустилась в мягкое кресло и закрыла лицо руками. И сидела так почти полчаса, а потом подхватилась и помчалась на кухню, потому что как же он поедет голодный?..

Андрей в это время позвонил Аньке, и сказал, что ему пора. Анька охнула и спросила: 'А можно, я тебя провожу?' И он ответил: 'Конечно, можно'. Потом бродил по квартире, вспоминая, что еще нужно взять. Сунул в сумку конверт с недочитанным манускриптом, а Горючую Слезу положил в боковой карман. Мама позвала его ужинать и все подкладывала куски на тарелку, и он взмолился: 'Ну, хватит уже, в последний раз, что ли?' И осекся...

Она трамбовала ему припасы в пакет, когда раздался звонок. Андрей напрягся и, подкравшись к двери, заглянул в глазок, но это, к его удивлению, оказался Серега. Тот, помявшись, сказал: 'Ты, это, малой... Ну, вот, короче, у меня сейчас больше нету'. И сунул ему две стодолларовые бумажки.

Одеваясь, Андрей проверил, хорошо ли держится пластырь на пострадавшей левой руке, и у него возникла интересная мысль. Он кликнул на помощь маму, и она аккуратно забинтовала ему предплечье, прикрыв проклятый узор. Теперь, по крайней мере, можно майку с коротким рукавом нацепить, и попутчики не будут прятаться с визгом. Ну, и на том спасибо, подумал он. А потом взглянул на часы и увидел, что уже без десяти девять.

Когда они с мамой выбрались из подъезда, гомон вокруг заржавленных 'жигулей' прекратился, и все обернулись, как по команде. И Андрей подумал, что если хоть одна сволочь что-нибудь скажет, то он не ручается за последствия. Но стояла мертвая тишина, и только листья под ногами слабо хрустели. А на остановке уже дожидалась Анька, держа еще один пакет со съестным...

...Они стояли возле вагона, и до отправления оставались минуты. Над вокзалом сгущались сумерки, свечки тополей торчали из-за ограды, а в небе уже повисла круглая, как копейка, луна. Щемило сердце, и было трудно дышать. Мама вытирала глаза, а глупенькая Анька ревела, так что Андрею пришлось обнять ее и погладить по короткой спортивной стрижке - как тогда, на школьном дворе. И он сказал ей: 'Не бойся, это еще не все'.