Ave commune!

– Решением народа, в девяносто семь процентов, вы принимаетесь в Улей со статусом младшего бесклассового идейно-иконного неполного партийца на работе пропаганды отвратительности идеологических противников Директории Коммун, – и только стоило последнему слову пасть, прожектора сию секунду потухли, вновь погружая квадратный амфитеатр в темень.

Разные чувства охватили Давиана и Пауля. Первый искренне рад такому решению, распевая хвалебные гимны про себя посвящённые народному выбору, который позволил им присоединиться к Коммуне. Ему нравится, как их встретили, его душа содрогается от больного счастья, когда он вспоминает, как его тут хвалили и дали понять, что здесь ему найдётся важное место. Второй юноша насторожился, когда узрел, что вокруг них развели наигранное представление, затягивая в медовый охват, в котором и вознамерились задушить их бдительность. Но зачем? Этот вопрос теперь единственное, что будет мучить разум Пауля.

– Народные Гвардейцы, – из динамиков, сокрытых у экранов донёсся безжизненный глас, увернувший юношей из мыслей к действительности. – Проводите новых партийцев в «Общие Соты № 14» и заселите в комнаты двадцать и тридцать один.

– И куда же мы Давиан? – беспокойно вопрошает Пауль, с боязнью взирая на то, как солдаты, бывшие частью серых стен, становятся размытыми тенями, приближаясь к ним. – Куда нас поведут?

– Навстречу новой жизни, – сверкнувши глазами, с безумной улыбкой, перекривившей губы, смакуя каждое слово, произнёс юноша. – Теперь всё будет по-новому.

Глава третья. Доктрина «Нового Коммунизма»

Спустя два дня. Улей №17. Дом общего сожительства.

Первые лучи солнца пробились в маленькую комнату давным-давно, часа два назад и напрочь отбросили нависшую над помещением ночной сумрак и теперь тут в полную силу торжествует свет, только вот от его присутствия и наполнения комнатой светлее и радостней не становится в жилье, если это вообще можно назвать жилым помещением.

Внутри всё устроено очень даже необычно – маленькая комната, с единственным широким окном, через которое и льётся утренний свет, с единственной довольно небольшой простенькой кроватью и где-то на стене закреплён небольшой экран телевизора, в котором мелькают какие-то буквы. Тумбочка и столик находятся где-то у угла под покровом отодвинутых туда штор, совершенно потерявшись из виду. Всё было бы чудесно, только стоит окинуть единым взглядом, всё, что тут стоит и можно зарыдать, увидев, что всё выкрашено в единый чёрный цвет, практически не различимого оттенками и только отколовшаяся краска, проявившая истинный цвет материи, хоть как-то разукрашивает это место. Постельное бельё, стены, пол, тумбочка, шторы: всё, что можно найти в комнатке – обрело серый покров, от монотонности которого становится дурно и печально.

На кровати, заняв положение сидя, расположился юноша, облачённый в новые, совершенно другие одежды, что у него были раньше, но именно эта одежда стала ярким пятном на сером полотне безрадостности. Тёмно-багровая накидка, похожая на элегантный плащ, с широким воротником и лоснящийся на солнце, прикрывающий угольно-чёрные брюки, опустившиеся на туфли из кожи цвета бездны. Тело прикрыто алой, необычайно кроваво-красной кофтой, плотно прилегающей к телу и оттого лишённой складок.

Любого, кто тут был бы из других частей мира, возмутила бы такая картина – всё серо и уныло, лишено пристрастия к цвету и даже самой жизни, но только не того, кто здесь живёт, кто впитал в себя выданные постулаты и знает, что «Доминанта Серого, как символа равенства» не просто безумная эстетика, не просто красота безликого, а одно из главных правил, возведённое в ранг «Народного Закона». И после принятия законного установления, что всё должно быть в одном цвете, было дано разъяснение, что преобладание монохромности везде и всюду это визуально-цветовое равенство. И только определённые «внеклассовые элементы общества», как сказано в законе, могут носить цветастую одежду и только для того, чтобы подчеркнуть особенность и необычайность учения, говорящее о тотальном равенстве, и выделить, тех, кто понесёт его в массы.

– Равенство в уникальности и уникальность в равенстве, – шёпотом сорвалось с не худых губ, сидящего парня на кровати и тут же прозвучало волнительное обращение к себе. – Так Давиан, соберись, всё будет хорошо.

В мутных тёмно-синих очах юноши явно читается волнение, и оттеняет странной и едва понятной грустью. Сегодня он идёт в учебный центр или «Дом Идеологической Мудрости», где ему и товарищу дадут знания обо всём устройстве страны, куда они попали, просветят их сивые души светом идейного знания, как мыслит сам Давиан.

– Равенство в уникальности и уникальность в равенстве! – пронеслось по комнате, только слова исходили не от юноши, а проговорены динамиками телевизора, которые мужским голосом проговорили девиз, один из многих, которые существуют в Директории Коммун.