Где-то покоится и теплится надежда на чудесное спасение, на то, что Директория их не найдёт или решит вернуться в свои улья для поддержания порядка. Но всё же рассудок и логика говорят об обратном.
– Они пойдут до конца.
Мысли Давиана растаяли, когда в комнату вошла девушка, которой юноша только рад и улыбка, рождённая вопреки усталости и действию транквилизатора подтверждение тому.
Её одежда – сапоги до колен, выцветшие джинсы и куртка с капюшоном, а хрупкие ладони укрыли варежки, сотканные из чёрной ткани.
– Как же я рад тебя видеть, Юля. Ты где пропадала?
– Да так… гуляла по городу и смотрела, как жили наши далёкие предки. Знаешь, если бы можно было вернуться назад, в прошлое, я бы хотела это сделать.
– Почему?
– В будущем нас ждёт только конец времён, а там, в прошлом есть какая-то радость. Я нашла фотографии города и знаешь, была сильно удивлена увиденному.
– И что же там было?
– Люди с играющими детьми, красочные здания и целые парки, пышущие зеленью, свободно гуляющие пары.
– Да, боюсь, этого мы больше никогда не достигнем, – Давиан показал на улицу, в сторону руин. – Ты посмотри, что нам осталось, взгляни Юль. И это наше наследие? Или тюрьма или жизнь на руинах? Вот наш выбор?
– Это ты к чему? – смутилась леди.
– Да так, просто слова… знаешь, чем ближе битва, тем меньше тебя заботит, да и таблетки, которые мне дал местный лекарь какие-то уж очень… сильные.
– Битва, – усмехнулась девушка. – Похоже это наши последние дни. Как думаешь, в Директории есть ещё где-то сопротивление?
– Не думаю. Это граница, а на них всегда была нестабильность… тут есть, где спрятаться.
– Давиан, – на этот раз девушка заговорила мягко. – Надеюсь, ты выживешь в грядущей битве… я бы не хотела, чтобы ты погиб.
– Юль, я уже умер. С тех самых пор как возомнил себя выше остальных… выше друзей и знакомых, а сейчас… всё движется к своему логическому завершению. Нет, Юля, не я, но ты должна жить. Ты не потеряла человечность в этом идеально выстроенном аду на земле, ты не подчинилась его безумным догмам и смогла сохранить человека…
– Давиан, к чему эти слова? – жалостливо и с тяжестью в голосе вопросила Юля. – Ты же знаешь, все мои чувства, все эмоции – это осколки от того, чем они должны быть. Хоть ты меня и готов назвать «живой» в большей части Директории, но я всё же… поломанная её системой.
Юноша поднялся, опираясь на оружие, как на трость и встал во весь рост, обратив лицо прямо на чудесный лик девушки, и стал робко говорить:
– Юля, ты здесь самый дорогой для меня человек. Честно… как бы я хотел, чтобы мы были вместе.
– Любить… любить может только душа, мой родной… только она одна может воспарить над хладностью и бесчувствием, если можно так выразиться. Но у меня нет… куски, разрозненные обломки, – навзрыд завершила Юля.
– Ничего страшного, – Давиан приблизился к Юле и простёр руки, спустя мгновение она оказалась в его объятиях, слабо и тихо плача ему в грудь, скорбя по потерянным чувствам, которые у неё отобрали. – Главное, что ты будешь жить…
Сам же юноша чувствует, как что-то подтачивает его душу, опаляет и обвивает терновыми ветвями доставляя странную и неприятную боль, которую он терпит. Единственная отрада для него, это то, что Юля в числе тех, кто сможет скрыться от гнева Директории под вуалью руин былого мира.
Глава девятнадцатая. Организм войны
Утро. Следующий день.
Светает, и солнце поднимается из-за горизонта, чтобы нести свет нового дня, только это не играет роли для тех, чья миссия нести смерть и разрушение. Никто не обращает внимания на то, что ночь отошла, и небо из чёрно-устрашающего выкрасилось в серо-печальный цвет, знаменуя торжество унылого дня. Колонна продолжает движение, её солдаты – часть единого организма битв и сражений и если нет команды, никто не обратит внимания даже на то, что если каким-то чудом небеса рассеются и выглянет небесное светило, ласково обнимая всех теплом.
Солдаты – бесчувственные шестерёнки армейского механизма, с настолько отточенными душами, что если будет дан приказ совершить самоубийство во имя народа, то они сделают это. Их одежда – серая, абсолютно бесцветная военная одежда – плотная куртка, штаны поверх толстых сапог, лица же скрыты за толстыми масками. Защитой служат бронежилеты и каски, вместе с наколенниками, щитками для голени и касками, и всё одного цвета безнадёги.
Дорога – старая, с выбитыми кусками асфальта и покрытая снегом, через который пробиваются голые ветки кустарников, стала путём воинов Директории Коммун. Целая колонная солдат, окружая бронетехнику идёт вперёд и нет той силы, которая их бы остановила. Танки – приплюснутые и обтекаемых форм, с начищенными корпусами до зеркального блеска корпусами, коробчатые БТРы, везущие ещё солдат, и все плевали на хитрость военного камуфляжа, ибо следование цветовому равенству в Директории для военачальников важнее искусства битвы.