— Конечно, как самбиссив ты поступила неправильно, — продолжил рассуждать Рид. — Редко когда подобная грубая провокация выступает в качестве старта к игре, да и то, этот момент, как и все прочие, надо обговаривать заранее. Но поступок Уилла ни в какое сравнение не идет с твоим. Ты правильно заметила — нельзя так срываться на другом человеке, будь он хоть трижды сабмиссив и мазохист. Есть вещи, которые невозможно оправдать, даже если нижний намеренно нарывался. Твоя шалость не стоила подобной агрессии. Честно, я рад, что вы расстались. Вовсе не из-за того, что тогда мы с тобой вряд ли бы встретились, а потому что нет никаких гарантий, что рано или поздно ты бы не нарвалась на гнев Уилла безо всяких провокаций со своей стороны.
— Ты драматизируешь, — беззлобно хмыкнула Ава и погладила забравшуюся на колени Ванду.
— Вовсе нет, — уверенно парировал Роберт. — Не твоя шкода, так что-нибудь другое подтолкнуло бы его к срыву. Учитывая так же то, что благодаря вашим играм он уже снял с себя страх причинить другому человеку боль.
Хейз напряженно поджала губы, отведя взгляд в сторону. Ванда на ее коленях нежилась под меланхоличными поглаживаниями хозяйки и своей благосклонностью словно бы негласно извинялась за приставания к Роберту.
— Умом я давно уже поняла, что моя злая шалость не стоила такого срыва, — немного помолчав, произнесла Ава. — Но мне до сих пор стыдно за то, что я в принципе полезла под руку, когда меня просили не мешаться и оставить в покое. Это чувство давно перестало относиться к конкретной ситуации и человеку. Оно напоминает мне о том, что хороший сабмиссив должен всегда знать свое место, и я не уверена, что наказание слабее я бы восприняла должным образом. Вот ты как бы поступил, если бы я начала так приставать к тебе в схожей ситуации?
— Выгнал бы тебя за дверь, а потом игнорировал несколько дней. Или до тех пор, пока аврал на работе не закончился бы, — легко ответил Роберт.
— Хорошо, вот это действительно страшное наказание, — тут же согласилась Ава и весело прыснула. — Я бы тогда точно сошла с ума. Обещай, что никогда такого со мной не сделаешь.
— Целиком и полностью зависит от твоего поведения, — уклончиво ответил Рид с довольной усмешкой на губах и почесал задремавшую Ванду за ушком.
— Ладно, буду теперь в два раза осмотрительнее и сдержаннее, — улыбнулась Хейз и, пригубив кофе, решила вернуться к прерванному рассказу. — Как бы то ни было, Уилл остался в далеком прошлом. И, пускай я тяжело пережила наше расставание, меня уже ждала новая любовь и новая боль.
Переложив задремавшую кошку со своих коленей на колени к Роберту, Ава поднялась с дивана и подошла к одному из стеллажей.
— Знаю, что самая известная картина принадлежит перу Уотерхауса, но я больше люблю интерпретацию Линды Гарленд, — произнесла она, ведя пальцем по корешкам книг в поисках нужной, и вытянула из нестройного книжного ряда тонкий художественный альбом в глянцевой обложке. Раскрыв его, Хейз быстро пролистала до нужной страницы. Минуту она всматривалась в открывшуюся глазам картину, мягко улыбнулась и вдохновенно прочитала написанные рядом с полюбившейся иллюстрацией строки:
— «Забыт станок, забыт узор; в окно увидел жадный взор; купавы, шлем, коня, простор; вдали зубчатый Камелот. Порвалась ткань с игрой огня; разбилось зеркало, звеня. «Беда! Проклятье ждёт меня!»; воскликнула Шалот.»[1]
Закончив, Ава отдала раскрытую книгу заинтересовавшемуся Роберту, а сама прислонилась спиной к стеллажу. Немного грустная мечтательность отразилась в ее глазах и улыбке. Подумать только, столько времени уже прошло… Первый год без Чарльза тянулся для нее как каторга, а второй пролетел в один миг, и теперь казалось, что, все то, что произошло когда-то в прошлом, не более чем сон.