Ава

Страшно вспоминать, какой скандал она мне закатила. Даже Эмме крепко прилетело за то, что старалась меня защитить и оправдать. В итоге мама силком отвела меня к психотерапевту, которая пыталась лечить меня несколько месяцев. Но как можно исцелить того, кто не хочет, чтобы его хоть как-то трогали? Вместо пользы, терапия делала мне только хуже. Врач пыталась донести до меня мысль, что я поступаю с собой неправильно, и советовала, как надо, но любые ее слова я воспринимала в штыки и все сеансы только и делала, что молчала. Она прописывала мне таблетки, от одного вида которых мне становилось тошно. Я умоляла маму прекратить терзать меня против моей воли. Клялась, что больше не буду себя резать, вела себя ниже травы и тише воды, пока наконец-то она не решила надо мной сжалиться и отменила походы ко врачу.

Но один плюс от терапии все-таки был. Пытаясь наладить контакт, мой психотерапевт подарила мне книгу про историю Чикаго, в частности про его знаковые места и здания. Я часто и подолгу листала подарок, рассматривала фотографии и мало-помалу осознавала, что хочу тоже создавать нечто столь же прекрасное и монументальное. Иными словами, я стала мечтать о профессии архитектора.

Я взялась за ум, стала вести себя прилежнее и благоразумнее, а страх опять попасться маме более-менее удерживал меня от самоистязания. К сожалению, к тому моменту в школе моя репутация уже была полностью уничтожена, что очень мешало в первую очередь учебе. Я стала посещать репетитора, чтобы подтянуть некоторые предметы, в частности точные науки, но в школу ходить было практически невозможно, ведь я сама сделала все, чтобы стать там изгоем.

Но достаточно скоро мне повело, как когда-то в родном Дублине: мы переехали в новую квартиру, больше и лучше старой, сменили район, а заодно и школу. Там-то я уже не была такой лихой рокершей и хулиганкой, и даже одеваться стала куда менее нарочито и броско. Я грезила великой карьерой архитектора, поэтому сосредоточилась исключительно на уроках и терпеливо ждала, когда пролетит время до выпускного. Я так ни с кем и не подружилась, даже не старалась, но и врагами не обзавелась, что тоже было весомым плюсом. В любом случае моей лучшей подругой все равно всегда оставалась Эмма, а заодно у меня было полным-полно свободного времени для штудирования книг по искусству и архитектуре и ознакомительным прогулкам по Чикаго. Будущее казалось таким светлым и полным перспектив… Что и говорить, в тот период у меня даже поводов не находилось себя резать. Хотя странные фантазии все равно продолжали жить и обрастать новыми подробностями, но они все равно казались совершенно бесплодными, так что я не особо воспринимала их всерьез.

А затем жизнь стала еще лучше. Устав жить с нами по разные стороны океана, отец из шкуры вон вылез, но все-таки приехал к нам, да еще и с твердым обещанием, что насовсем. Как же мы с Эммой были ему рады. А мама… Скажем так, ее реакция была весьма неоднозначной.

— Девочки, я пришла! — громко оповестила Вивьен дочерей, переступив порог дома. Излучая усталое спокойствие после долгого трудового дня, она сняла бежевую кожаную куртку, повесила ее вместе с сумкой на крючок и взяла со столика под зеркалом оставленную там корреспонденцию. На ходу перебирая конверты, женщина направилась вглубь квартиры. Со стороны кухни слышались веселые голоса и, громко цокая высокими каблуками строгих туфель-лодочек, Вивьен машинально направилась туда.

— Я надеюсь, вы обе уже сделали уроки, — не отвлекаясь от изучения почты, произнесла она. — Если да, то сегодня вечером мы можем…

Она осеклась, как только подняла глаза, и замерла в дверях кухни. Эмма и Ава вмиг притихли и вжали головы в плечи, но губы обеих девочек то и дело расползались в озорных улыбках. Рядом с ними за большим кухонным столом сидел мужчина в строгом деловом костюме-тройке, но его пиджак небрежно висел на спинке стула, а галстук был беззаботно ослаблен. Увидев Вивьен, незваный гость поднял на нее взгляд и приветливо улыбнулся легкой и безумно очаровательной улыбкой. У старшей Хейз тотчас же перехватило дыхание.