Огромная туша — разодранная, окровавленная — скребла лапами по земле. Наверное, из распахнутой пасти вырывался рёв или предсмертный хрип, — я не слышал ничего. Заворожённо наблюдал за агонией Морфанта… И лишь спустя несколько секунд повернулся к источнику убившего его катаклизма.
Сначала из кустов показалось пушечное дуло, словно по недоразумению приделанное к ружейному прикладу. Затем владелец «Громовержца». Губы Василия Севастьяновича беззвучно шевелились. Я сделал жест в районе уха — ничего, дескать, не слышу… Он пояснил (опять-таки жестом): отодвинься чуть в сторону. Переломил своё чудовищное оружие и вставил новый патрон, размерами напоминающий гильзу от пушки-сорокапятки.
Но контрольный выстрел уже не требовался.
Глава 2
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО АЛКОГОЛИЗМА
— Пей, пей, — настаивал Василий Севастъянович. — Хуже не будет. Ничего, окромя спирта, нынче тебе не поможет…
Покорно вздохнув, я задержал дыхание и одним духом опустошил стакан с обжигающим, на каких-то целебных таёжных травах настоянным напитком. О-у-у-х… Подцепил на вилку маринованную черемшу, отправил в рот, не почувствовав вкуса. Подцепил ещё — неуверенно, убеждённый, что сейчас первая порция полезет обратно. Черемша уныло свисала с вилки и, казалось, разделяла убеждение резидента Хантера. Обошлось… Мой спаситель, тоже не преминувший принять дозу, уже пододвигал тарелку с нежными ломтиками малосольного хариуса.
— Закусывай, закусывай… У вас, в Европах, спирт пить не научены. В глотку вольют, чем ни есть сверху притиснут — думают, так и надо. А закусь, милок, это первейшее дело… Если правильно закусить, спирт как вода идёт, и пьян человек по-хорошему, без дурости и озверения.
Сюрреализм… Полчаса назад мы схоронили в неглубокой, чуть прикрытой дёрном могилке тушу Морфанта — а теперь сидим в избе, и хозяин поучает меня, как надо пить спирт.
Как ни странно, универсальное русское лекарство и сейчас не подвело. Спустя недолгое время сонное отупение, не покидавшее меня после неожиданного финала погони, отступило. Никакие иные признаки опьянения не проявлялись. Бывают такие состояния тела и духа, когда спирт и в самом деле идёт как вода.
Второй стаканчик лишь усилил положительный эффект. От третьего я решительно отказался. Спросил о главном:
— Как вы умудрились оказаться так удачно в нужном месте в нужный момент?
— Сдаётся мне, это ты, парень, удачно в нужное место подбежал… А я, сам знаешь, за рекой да посёлком ихним порой приглядываю. А нынче ночью вообще не спалось что-то, поставил пару сетей-сороковок в заводинке, сам в лодке, в камышах сижу — нынче всякой шушеры развелось немерено; раньше-то как бывало: коли снасть чужая, так и не трогают, есть ли хозяин вблизи, нету ли… В общем, видел, как в лодку тебя затаскивают, — едва-едва развиднелось. Ну, думаю, всё, кончилось моё терпение… Фёдор, потом Юрий, потом дружок его… Теперь вот ты… Я ж ведь много ночей не спал, думал, как бы с нечистью этой разобраться. Не в газету ж писать… К Гришке Кружакову письмецо и вернётся, закатают в дурку — и рассказывай там санитарам про бабищ, что медведями оборачиваются. В общем, сходил домой за ружьём — и на тот берег. Решил: завалю хоть одну тварь, и будь что будет. Скока ж терпеть-то можно?
— За сына вы рассчитались… Теперь уезжайте, переждите где-нибудь, пока всё не закончится. Если труп найдут, сразу поймут, кто тварь прикончил. Одно такое ружьё во всём Лесогорске.
— Э-э-э, нет… Не дождутся. Мои деды-прадеды тут охотничали, когда Лесогорска и в помине не было. Это они пришлые и временные. Пусть они и уходят.
Я не стал спорить, хоть и понимал: победой одинокая война старика едва ли закончится. Расспросил, кто именно грузил меня в лодку. Выяснилось — Кружаков и ещё двое незнакомых Василию Севастьяновичу мужчин. Скалли, судя по описанию, среди них не было.
Сколько продлится прилив сил, вызванный снадобьем старика, я понятия не имел. Ввиду малого опыта поглощения настоянного на травах спирта. И поспешил откланяться, ещё раз посоветовав уехать куда-нибудь на время…
На прощание Василий Севастьянович, не слушая протестов, вручил мне литровую солдатскую флягу со своим эликсиром. Второй его подарок порадовал больше — длинный и острый как бритва охотничий нож с рукоятью из лосиного рога.
С этой экипировкой я вновь шагал пешком по бесконечной улице Баймеджона, совсем как неделю назад. Шагал и думал: смешно получится, если резидента Хантера заметут коллеги покойного Кружакова за незаконное ношение холодного оружия…
Странное место этот Лесогорск… Неприятное. Пора бы уже мне привыкнуть к зрелищу последствий взрывов, пожаров и погромов, возвращаясь в избранные для проживания места, — но всё никак не привыкну.
Такая мысль пришла в голову, едва я переступил порог хибары Котовского.