— Н-нет… Я не могу здесь, даже с подпиской… У меня защита диплома в декабре… Как же… Что-то ведь можно предпринять… Адвокат… Здесь хорошего не найти… Что, если из Екатеринбурга?
Агент Хантер прокачивал ситуацию более трезво. В любом случае избавиться от меня, усадив на нары, Кружаков не стремился. Иначе не я бы пришёл в РУВД, а за мной бы прикатил «луноход». И держал бы себя дядя Гриша совсем по-другому. Но можно предположить, что у старшего лейтенанта чисто меркантильный интерес. Если сейчас выяснится, что грозного Панченко можно задобрить энной суммой… Но нет, намёк на подобную возможность так и не прозвучал.
— Не знаю, Серёга, что и делать. Рад бы помочь, но… Мой тебе совет — уезжай. Панченко сейчас в Томске, квалификацию прокурорскую повышает. Вернётся через неделю… Здесь-то что — подмахнул постановление, тебя и замели. А в Екатеринбург ему за тобой дотянуться не так просто. Другой субъект федерации. Кучу бумаг составить придётся. От угрозыска в том числе… Ну а тогда уж я расстараюсь — полную благодарность изложу: задержал ты, дескать, с риском для жизни опасного преступника…
Что я мог сказать в ответ на такую почти отеческую заботу? Не рассказывать же, что Контора вытаскивает своих сотрудников из куда более пиковых ситуаций… Пришлось изобразить ожидаемую реакцию перепуганного студента — пообещать, что в два-три дня нотариально оформлю право на наследство и немедленно покину пределы юрисдикции сурового прокурора.
Напоследок я попытался получить ещё одну информацию: что думает милиция о жутком украшении, появившемся ночью на фонтане школьного сада? Интерес я проявил косвенным образом:
— Не знаете, дядя Гриша, что за пальба ночью случилась? Неподалёку, где-то у школы, чуть ли не под тёткиными окнами. Никак уснуть не мог на новом месте, лежал, ворочался — вдруг «бах-бах-бах»… Потом ещё несколько выстрелов, погромче.
— К нам сигналов не поступало, — сказал Кружаков. — И в сводке по городу ничего не отмечено. Да и то сказать: ружья охотничьи тут у каждого второго да газовые пистолеты — выпив, пострелять в воздух любят. Плюс детки отмороженные с китайскими петардами… Один вред от этих игрушек взрывающихся. На них хоть и пишут «Для детей со стольки-то лет», но покупают-то даже первоклассники. То ли дело раньше — ничего кроме слабеньких хлопушек не продавали, да и те лишь перед Новым годом.
Я согласился, что не иначе как молодёжь развлекалась. И стал прощаться — ибо дядя Гриша с преувеличенным интересом начал изучать разложенные на столе документы, демонстрируя крайнюю занятость.
— Да, Серёга, поспешай, — напутствовал меня Кружаков. — Тебе до приезда Панченки быстренько всё прокрутить надо. Не откладывай, прямо сейчас к нотариусу и шагай. Адрес подсказать?
Я сказал, что знаю адрес нотариальной конторы. И незамедлительно туда пошагаю.
Старший лейтенант добавил напоследок:
— Мы вот про Пашку, дружка твоего школьного, вчера вспоминали. Так я его мать, Настасью Филимонову, сегодня встретил. Рассказал ей, что ты приехал, вырос, заматерел, не узнать совсем… Она просила передать, чтобы ты в гости непременно зашёл — посидеть, поговорить, Пашку вспомнить. Сходил бы, а? Плохо ей сейчас, а вы всё-таки первые друганы когда-то были…
— Схожу, — соврал я. Вот не было печали — уж кто-кто, а мать школьного друга Серёжки Рылеева имеет все шансы разоблачить самозванца. Интересно, остались в Лесогорске другие одноклассники Рылеева? Едва ли, своих ровесников на здешних улицах я почти не встречал. В основном люди за сорок да немногочисленная молодёжь школьного возраста, наверняка мечтающая получить аттестат и дать дёру из умирающего города. Но вот Настасья, возжелавшая вдруг меня увидеть… Проблема. Ладно, как-нибудь выкручусь.
Выходя из здания РУВД, я подумал: или Кружаков не считает нужным доводить информацию о сделанной кошмарной находке до широких слоёв населения, или тот, кто первым (после меня, разумеется) её нашёл, не соизволил известить милицию… Первый вариант казался сомнительным. Даже если бы менты ещё затемно убрали со скульптуры насаженную на штырь голову Синягина, наверняка утром в школьном саду работали бы эксперты-криминалисты.
Однако я, появившись там чуть свет, никого не обнаружил. И ничего. Потёки крови с шеи алебастровой пионерки были кем-то аккуратно смыты. Залитая кровью трава — там, где рухнула подстреленная мною тварь, — вырвана с корнем. Исчезли даже стреляные гильзы от моего карабина, сколько ни искал — не нашёл ни одной. Равно как и гильз от «парабеллума» Синягина — если допустить, что ночью стрелял именно он.
Но всё-таки полностью следы не уничтожили.
Во-первых, осталась цепочка небольших кровавых пятен, не замеченная мною в темноте. Широкой дугой огибала школу, становилась всё менее заметной и пропадала. Кровотечение у существа прекратилось на удивление быстро. Факт сей наводил на нехорошие подозрения, но сам по себе ничего не доказывал — бывает такое и с человеком, и с животными: вокруг обильно кровоточащей, но неопасной для жизни раны мышцы напрягаются, пережимают сосуды…