Атын (СИ)

— Сегодня отдыхайте у нас. Завтра дам своих сыновей. Преступившего закон надо наказать. Эй, Омогой!

Подошел сын Будай ботура. Мужик, что называется, в полном расцвете сил. Мои бойцы не выглядели задохликами, но Омогой истинный богатырь.

— Завтра пойдете с Магелланом. Убейте отщепенца.

— Хорошо, отец, — Омогой остался равнодушен. Ему, походу, всё равно, что овец резать, что людей.

С утра, после завтрака, Будай ботор стал беспокоен и суетлив.

— Омогой, Тимертэй, загоните овец в кошары. Ой, нехорошо, ой, беда будет!

Я не втыкал, что же могло так взволновать дедушку. Старик пояснил:

— Большая Охота, похоже, будет, — вот так, с большой буквы, — может не стоит вам сейчас ехать?

— С чего ты взял? Какая охота, уважаемый?

— Вон, смотри, — показал он на юг.

Над лесом кружилась птичья стая такого размера, что небо было чёрным. Вороний грай был слышан даже здесь.

— Иногда случается. Ладно, езжайте, может я ошибся. Держитесь на холмах, по долинам не ходите.

Поехали. Старик ещё долго стоял на косогоре, глядя нам вслед.

Полагая, что дед плохого не посоветует, мы держались почти вплотную к горам, насколько это было возможно. Вороньё почему-то следовало за нами, и это нагнетало и без того тяжелую атмосферу. Мне казалось, что вороны предупреждают о вселенских катаклизмах. Мерещился Ангел Мести с чёрными крылами за спиной, так давило на психику это сопровождение. Девушки постоянно оглядывались по сторонам, будто из-за скал может выскочить какое-нибудь инфернальное чудовище. Чувство тревоги всё усиливалось. Вдали завыл волк, и следом ему, с другого конца степи, ответил другой. Меня пробрала дрожь. Наконец, когда мы взобрались на обрывистый утес, утюгом выпирающий из скального массива, увидели пыльное облако, которое катилось нам навстречу. Вороны, казалось, и вовсе обезумели. Карканье и хлопанье крыльев слилось в единую какофонию. Громадное овечье стадо приближалось всё ближе, уже видны верховые пастухи и с ними – волкодавы. В стороне от пыльного облака скакали охранники.

Я уже примеривался, как мы начнем боевые действия, но Зоркий Сокол Сандра объявила:

— О! Глядите!

Я вперил взор в степь, но не видел ничего особенного.

— Волки, волки. О… сколько их!

Омогой выдохнул:

— Большая Охота!

Все начали истово креститься. Девчонки побледнели. Мужики держатся, но видно было, что Большая Охота вселяет в них ужас. Серых волков на серой равнине почти не видно. О, мама миа! Я, наконец, рассмотрел не менее двенадцати стай по пять-шесть волков в каждой. Их, наверняка, было больше. Сейчас будет локальный армагеддец. Пастухи и охрана засуетились, но было понятно, что им надо спасаться, а не охранять стадо. Собаки самоотверженно бросились на врага, но волки просто задавили их числом. Пять-шесть волков на собаку, взвизг, скулеж, клацанье челюстей, стая прыскает в стороны, а на земле остаётся растерзанная собака. Феерическое зрелище! Я оглянулся на своих. Все с напряжением смотрели на битву. Даяна, оказывается, азартная. Подалась вперед, подпрыгивает в седле, что-то выкрикивает, глаза горят, рукой взмахивает. Я тоже когда-то за Спартак болел. Моя лошадь чует волков, трясётся, как эпилептическая. Волчья сыть, травяной мешок

Овечье море колыхнулось и развалилось на куски. Но что-то в этой охоте было не так. Волки не кинулись резать всех подряд, как этого следовало бы ожидать, а целенаправленно разгоняли пастухов и охрану. Часть людей, вместе с мытарем, рванула в глубину степи, отсюда видно мелькающие между холмов золотые одежды упыря. Десяток волков выгоняет на нас часть охранников, и когда становится понятно, что людям некуда деться, разворачиваются к стаду, выхватывают оттуда по овце. Закидывают на загривок и растворяются в степи.

Наши бойцы уже спускаются по склону навстречу охранникам. Первый помчался Хараадай, придурок, оторвался от своих. Налетает на противника. Нет, слабоват в технике наш казачок. Одна ошибка – и он валится с коня. Проткнул его опричник. Будай боторовы сыновья держатся кучно, видать, слаженная команда. Таламат раскручивает цепь, и, как боло, бросает его в первого охранника. Попадает так ловко, что цепь буквально выкручивает того из седла. Я с горки наблюдаю за битвой. Не барское это дело, саблей махать.

— Почему ты не бьёшься? — Мичил возмущен моим бездействием.

— Патамучта! — отрезал я.

Таламат и Кураадай работают в паре. Ведущий-ведомый, как истребители, один отвлекает, второй прикрывает. Не останавливаясь, завалили первого, и взялись за второго бойца. Лязг сабель, выкрики, кони кружат, пыль столбом. Даяна послюнявила палец, проверила ветер, приложила стрелу к луку и со ста метров положила её в шею противнику, стоило тому остановиться на секунду. Тиниктэй, наконец, с помощью Омогоя валит последнего противника. Разгоряченные кони пока не могут остановиться, но понятно, что счет семь-один в нашу пользу. Сильны опричники, сильны. Подъезжаем к поверженному цепью бойцу, а он уже всё понял. Он всё понял гораздо раньше, когда первым рванул на нас, думал, его легко убьют. Теперь он знает, что смерть будет долгой и мучительной.