Атын (СИ)

Я ориентировался исключительно по направлению, куда-то на север. Наш отряд цепочкой втянулся в лес. Пошли все. Леший ли мне помог, или тут такая тропинка была, но шли мы ходко. Дорожка поворачивала на северо-восток, огибая вторую, более высокую, из двух вершин Ыныыр Хая. Это они издалека кажутся, как одна гора, а на самом деле это две горки, расположенные на некотором удалении друг от друга. Ближе к вечеру нашли ровную полянку возле ручья, расположились. Развели небольшой костёрчик, разогрели еды. Ужинали молча. Все были не в том настроении, чтобы чесать языками.

Места здесь восхитительные, красоты необыкновенной. Лес прозрачный, вокруг невысокие горы. Зелень, цветочки, птички щебечут. Я решил испохабить это буколическое изящество и отправился в сторонку от стоянки. Выбрал метрах в ста ровное место, на вершине небольшой возвышенности, начал разгребать ногой от мусора площадку для раздумий. Нога шаркнула по чему-то плоскому. Я нагнулся и руками разгрёб ветки и сухую траву. Матерь божья, люк! Ребристый канализационный люк, только не хватает надписи "Горводоканал". На люке утопленная рукоятка. Я потанцевал вокруг от восторга, достал нож и поддел ручку. Люк открылся, без скрипа, на хорошо смазанных петлях. Так-так-так. Достал брелок и посветил вниз. Темень-тьмущая, но видна лестница. Надо бы еще кого на подстраховку поставить, но, увы. И почему мне всякие ништяки попадаются тогда, когда я не могу ими вплотную заняться?

Спустился вниз. Посветил. Камера, три на пять метров примерно, отделана серым пластиком, пол покрыт чем-то вроде рифлёного линолеума. Стол, кресло на колёсиках. На стенах – надписи, шильдики, указатели. Алфавит незнакомый, не поймёшь, то ль китайские иероглифы, то ли хакасские руны. Еще раз огляделся. Дверь в стене. Без ручек. Ткнул в неё плечом, заперто. Вот ещё на полу флуоресцентной краской отмечены углы квадрата метр на метр. Я встал на него, что-то жалобно пиликнуло и стихло. Это называется фигвам. Походу, тут просто нет энергии, вот и все тайны. Здесь делать больше нечего без динамита. Я вылез наружу, закрыл люк и забросал его ветками. Кина не будет. Вернулся к своим, улёгся, но тайны древних цивилизаций мешали мне уснуть.

Раннее, белесое утро началось с того, что Сандра Зоркий Сокол растолкала меня и ткнула пальцем на одну из вершин Ыныыр Хая. В первых лучах восходящего солнца на ней что-то ярко блестело. Потом блеск исчез, как и не было. Что может блестеть на самой высокой вершине в окрестностях? Антенна, или точка наблюдения, я уже почти уверен в этом. У меня засвербело шило в заднице. Но забавам мирных времен мы предпочитаем тяжёлые будни войны. Бормочу, что опять придется наступить на горло собственной песне…

Таламат выпросил у меня цепь и теперь пытается из неё сделать оружие. Ему подсказывают мужики, как её крутить, чтобы прибить ближнего своего. Мичил с открытым ртом внимает авторитетам.

За завтраком мне припомнили мои лозунги и девизы. Да, за базаром надо следить. А я разговариваю по привычке сам собой, и не замечаю, что кругом уши.

— Господин, — такой заезд издалека не сулил ничего хорошего, Нюрка всегда отличалась несдержанностью на язык, — а что такое Дао?

Я чуть не подавился. Не помню, чтобы я проповедовал даосизм и вообще. Но, видимо, где-то прокололся и надо отвечать.

— Дао в прямом переводе означает "Путь", а суть Дао постигают годами учения, — начал юлить я.

— Расскажи нам про Путь, — это уже Сандра встряла. Что-то мне смутно подсказывает, что девки спелись.

— Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао. Кто следует небу, следует Дао, — сильно распространяться не было желания, — есть Дао Войны, и есть Дао Любви, и это всё одно Дао. Вступающий на Путь Войны, вступает на Путь Любви. В войне побеждает тот, кто любит своего врага.

Народ примолк. Столь глубокие философические экзерсисы были не по силам неокрепшим мозгам.

— Единство и борьба противоположностей, — вбил я последний гвоздь в лекцию по философии, — Ну, всё, что расселись? Вперед и с песней! — я начал подгонять народ.

Поздним вечером мы вышли из очередного распадка прямо на кочевье Будай ботора. Я подъехал к хозяину кочевья, слез с коня и проговорил формулу приветствия:

— Мир вашим кострам, добрые люди, да будут тучны ваши стада милостью Тэнгри!

— Да пребудет с тобой слава Тэнгри! Был ли добрым ваш путь? Велик ли нынче приплод в ваших стадах? — ответит старик и показал на место возле костра, — Присаживайтесь, уважаемые.

Мужчина расселись возле костра, женщины пошли к женщинам. Такой порядок. Нечего мешать мужчинам решать важное.

Будай ботор заметил Мичила, потрепал его по волосам.

— Я помню твоего отца, мы всегда кочевали рядом. Омогой даже с ним дрался, из-за твоей матери, — старик рассмеялся дребезжащим смешком, — но ему не повезло. Но ничего, у тебя сейчас хороший род. Слава о Магеллан Атын рода Белого Ворона уже пошла по степи.

Потом почесали язык, как и полагается, про всякое, и, наконец, перешли к главному. Я объяснил суть нашего путешествия. Старик осуждающе качал головой и цокал языком. Потом объявил: