Атрибуциеведение: Теории про то, как истолковывается поведение

Для классика тут «атрибуция ситуационная». Но холода́ человека не всасывают. Скорее человеку думается, будто холод Исландии приятен. Возможно, думается неправильно. Вместо помещения толкования на ничейную землю между ситуативным и личностым, ещё лучше последовать обывателям. Сознательному поведению выискивать объяснение в мотивах.

Только выдвигаются народные толкования, можно говорить о классификации⁶. Которая более подходяща, нежели лично-неличное, диспозиционно-ситуативное деления.

Мораль: если прогресс атрибуциеведения возможен, измерения да теория должны вписываться во многообразие народных охарактеризовываний. Не наоборот.

Психологические процессы толкователя поведения

Концептуально народное толкование поведения сложно (рис. 3): взвешивается степень умышленности; когда поступок умышлен, объяснить его мотивами, влияниями на мотивы, возможностями; когда мотивами, списать это на чужие хотение либо думанье, выбрать, озвучить объектово состояние либо нет⁷.

На психологическом уровне прежде всего вопрос обусловливающих атрибуцию процессов. Исследования многочисленны, достаточны. Второе: как избирают объяснение такое, но не другое. Знание поведения недосаточно. Никакая теория не способна предвидеть отчётливо содержание толкования. Зато возможно выявление формы — конкретного психического процесса. Возможно, но до последнего времени не сделано. Отчасти вследствие популярности «ковариационной модели». Впрочем, и процессы знамы не все: в атрибуцию включаются когнитивные структуры психики, проекция, контрастный анализ и прочее, ждущее своих исследований⁸.

Что же теперь исследовано? Как минимум:

суждения насчёт атрибутов объектова поведения,

прагматизм атрибуцирующего,

информационные ресурсы.

Суждения насчёт атрибутов объектова поведения.

До формулирования толкования, субъект атрибуции делает определённые суждения. Прежде всего, касаемо степени преднамеренности. (Мнимое) Отсутствие намерения — повод объяснению влияниями, (мнимый) умысел объясняется через (влияния на) мотивы либо возможности.

Кроме того, взвешивается трудность. Если деяние кажется субъекту трудным, истолкование зачастую возможностями. Иначе — мотивами, влияниями на мотивы.

Третье суждение — поступок единичен или привычен (для человека во времени, для выборки людей). Если привычен, это предпосылками мотивации трактуется чаще. В основном из-за того, что многие случаи поведения могут иметь и причины разные. Которые пояснимы разве что совокупным истоком («К чему за неделю скупляться настолько часто?» — «Потому что детей у меня трое»).

Прагматизм атрибуцирующего.

Прагматизм истолкователя порождается соцаттитюдами. Толкование строится способным уменьшить у собеседника конфуз, упрочить статус. Установка толкователя категоризуется по выгодности: этикет и риторика.

Этикету следует истолкователь, чтоб удовлетворить интересы собеседника. Очевиднее всего тенденция при подстраивании толкователя к озвученному вопросу. Вопросу касательно мотивов объекта («Зачем?») либо влияний на таковые («Зачем?» второй раз), либо возможностей («Как умудрился?»). Тоньше дополнение думаньем относительно заведомо знаемого хотения, дополнение влияниями на мотивацию мотивации знаемой.

Всё ж этикет, обслуживая «максиму значимости», не всё. Есть и риторика, поддерживать общение не призванная. Скорее манипулировать обществом. Риторика многоуровнева. Объектовыми мотивами толкователи пользуются тем интенсивнее, чем острее желание казаться разумными. Высказывания касательно психического состояния — попытка дистанцироваться («Зачем ему проверять квартиру?» — «Думает, я въезжаю тоже». Сказать: «Я въезжаю тоже» значит, якобы Вы согласны).

Информационные ресурсы.

Знаний об объекте, поведении не всегда достаточно. Возможно, контекст информации не даёт истолкователю достичь его цели. Поэтому предположения толкователю приходится подгонять. Например, это проявляется, когда выбирают истолкование хотением или толкование думаньем. Субъекты толкования чаще, чем объекты, сколнны толковать именно хотением. Так очевиднее по контексту, фольклору. Думанья же более специфичны, часто понятны лишь объекту. Но зная хорошо последнего, присутствуя при поведении, тенденции толкования становятся равны.

Куда сложнее, когда неопределённость: объяснение мотивом или влияниями. Вкратце своё поведение более знакомо, чаще всего (80% случаев) истолковывается мотивационно. Чужая же душа потёмки, поэтому чужое поведение толкуется мотивационно реже (в среднем 65% случаев). Положение не меняется даже присутствием истолкователя при поведении, знакомством с объектом. Видимо, дело не в информации. Толкование своему поведению часто предшествует, а чужому — нет.

Выходит, определитель истолкования на рис. 3 видится системой уравнений (табл. 2), полученных экспериментально. Правда точность ожидается после прочих исследований.