Атомный век (СИ)

Плохим бегуном оказался малый в куртке, настолько плохим, что одним махом израсходовал весь запал, хотя от страха и мелькал, как заяц, первые двести метров. Берзалов, который тренировался больше на выносливость, чем на взрывную реакцию, поотпустил его и дал выдохнуться. А потом уже стал медленно, но верно нагонять с каждым шагом, приноравливаясь к ритму погони. И уже был уверен на все сто, что малому в куртке конец, что вот-вот он сам ляжет костьми не дальше тех ивовых кустов и березок, за которыми начиналась низинка, как тот, похоже, на последнем издыхании, нырнул в заросли и… пропал. Через мгновение Берзалов был возле этих самых кустов и даже обежал их вокруг них. Что за чёрт! До леса было ещё метров сто. Спрятаться малому было негде. Он словно растворился в воздухе. Вот когда Берзалов пожалел, что не стрелял. Надо было валить его по ногам, да жалко было калечить. Всё-таки свой, молодой, родине нужен. А он возьми, да сбеги непонятно как. Берзалов сгоряча пронёсся до леска, недоумённо потоптался там, вернулся и только тогда обратил внимание на низинку. Это был даже не овраг и не лесная лощина, а просто начало странной дороги, которая упиралась в невысокий бугор. Обычно такие бугры образуются, когда бульдозером сгребают грунт, бугор зарастет, а дорога остается, потому что траву сильно примяли. Берзалов сделал шаг к эму бугру и: «Вашу-у-у Машу-у-у!..», вдруг понял, что видит продолжение колеи сквозь него, мало того, видит изгиб дороги, там – дальше, словно за травянистой пеленой. Да не какой-нибудь, а самой настоящей – лесной, широкой, хорошо утоптанной. Он сделал ещё два шага, прошёл сквозь склон бугра, как сквозь туман, и очутился не в поле, а в лесу. Деревья смыкались над головой, и вокруг царил зеленоватый сумрак, а за поворотом угадывались дома. Вот это да… подумал он. Ещё один квантор, на этот раз – лесной.

Когда он вернулся, Архипов в своей самоуверенной манере выговаривал Ивану Зуеву по кличке Форец:

– Что ты жрёшь, скотина?! Ты что жрёшь говно разное!

– Так-к-к… чего добру пропадать?.. – растерянно оправдывался Зуев, жуя то самое мясо, которое вывалилось из котла.

Архипов сунул дозиметр в мясо, ткнул им Зуеву по кличке Форец в морду и заорал:

– Смотри-и-и… уродина! Молодым хочешь умереть?! Да-а-а? Да-а-а? Да-а-а?!

Форец глянул на дозиметр и побежал в ближайшие кусты рыгать.

– Так… бойцы, все слышали?! – крикнул мудрый и уважаемый Архипов. – Прежде чем тащить что-то в рот, смотрите на дозиметр. – Норму знаете?..

– Знаем… – уныло раздалось в ответ.

– Так какого же лешего?! У нас этой жратвы под завязку! Лопатой греби! Ещё раз увижу, зубы выбью! Всю жизнь деснами жевать будете!

– Сейчас Форцу морду набью, – пообещал Юпитин, покосившись, однако, на Берзалова.

Гаврилов прокомментировал:

– Учи дураков, учи, всё без толку… – и болезненно покривился, мол, народ дикий, рисковый, мозгами не соображают, а всё жопой, жопой, через натуру добирает. Самосознания на копейку.

Так по крайней мере, понял его Берзалов, направляясь к квантору, чтобы ещё раз обследовать его и наметить план мероприятий. Недалеко вдруг что-то зашевелилось. Берзалов собрался уже было стрелять, но из кустов, поддерживая штаны, вылез старший сержант Гуча по кличке Болгарин.

– Люблю посрать в начале мая… – напевал он, обмахиваясь веткой.

– Ты где ходишь?! – грозно спросил Берзалов, опуская автомат.

– Так-к-х-х… – обернулся Гуча и едва не упустил штаны. – Я ж-ж-ж… Мамой клянусь…

– Ну ладно… – смилостивился Берзалов, – беги к старшему прапорщику задание получи…

– Есть бежать… – скороговоркой ответил Гуча и исчез так же внезапно, как и появился.

Берзалов ещё раз обследовал въезд в квантор и определил, где поставить мины. Болела у него душа за дело, и он хотел сделать всё, что от него зависит и что не зависит – тоже. И чтобы никто не погиб, а все в целости и сохранности вернулись в бригаду. А из Кеца десантника сделаем, подумал Берзалов и в мечтах переключился на Варю. Имел он такое законное право, да и душа у него болела.

***

Ночью была сухая гроза, без капли дождя. Сверкали тревожные зарницы, и грохотал далёкий гром. Плоские тени ложились на землю. И зелёный туман струился в лощинах, нагоняя страх на часовых.

Спали тревожно, нервно. Даже Сэр повизгивал во сне. Кец же, набегавшись, и под впечатлением минувшего дня, дрых на новом месте без задних ног.

Гуча, то бишь Болгарин, заступил на пост на «собачью вахту» – ноль-ноль ночи и обозревал окрестности с помощью СУО. Два секрета стерегли квантор пуще собственного глаза. Ещё один был выдвинут к семафору, чтобы мимо не проскочила даже муха, не говоря уже о автодрезине, хотя Берзалов в неё и не верил и считал эту меру излишней. Правда, он не остановил Гаврилова, когда тот приказал проштрафившемуся Форцу взять двенадцатикилограммовую мину и переть её на развилку дорог за станцию:

– Установишь, и боже упаси тебе уснуть! – наставлял он его. – Лично проверю три раза!