Карающий меч закона, прозрев, пытался добраться и до Сурена Бабияна. Но он, то ли почуяв недоброе, то ли по случайному стечению обстоятельств, выехал в Америку. Прослышав про интерес к своей персоне, Змей предпочел не возвращаться, тем более, что кое-какие деньжата у него там имелись. Во многом благодаря малознакомому Василию Столярову.
То, что произошло с Хархоевыми и Бабияном, очень поучительно для других. Ибо мораль проста: в России можно делать практически все, что угодно – воровать, грабить, рэкетировать и даже убивать. Но Боже вас упаси связаться со шпионом и диверсантом! Тогда ничто не спасет вас от справедливой кары. Правда, возможно, через несколько лет и это перестанет считаться смертным грехом.
Второй звонок последовал, когда Мачо ехал в переполненном и душном вагоне пассажирского поезда «Тиходонск – Ахтырск».
– Ну что? – послышался в трубке голос ожившего мертвеца. – Где ты находишься?
Мачо пришлось рассказать все подробно: название и номер поезда, вагон и даже номер места. Он ждал, что Салим скажет, что ему делать, но опять никаких инструкций не получил. С телефоном управляться было трудно: приходилось действовать одной левой рукой, потому что правая была в гипсе. Увечный человек вызывает сочувствие и не представляет опасности.
Положив трубку на столик, он набрал несколько цифр. «Близнецы» ехали в том же поезде – Владислав в следующем вагоне, а Анатолий – в предыдущем. Еще несколько человек рассредоточились по всему составу.
– Отзвонился, расспросил о местонахождении, но ничего не сказал, – коротко доложил он.
– Хорошо, будем ждать, – ответил Влад.
Дело клонилось к вечеру, сквозь пыльные стекла красное заходящее солнце последними яркими лучами просвечивало вагон насквозь. Поезд местного сообщения состоял только из плацкартных вагонов. В отличие от фешенебельного снобизма «спальных» или респектабельной чопорности купейных, здесь текла истинно народная дорожная жизнь: похожие друг на друга голые по пояс мужчины в растянутых трениках играли в карты, потягивали пиво, кто-то пил и более крепкие напитки, причем практически не закусывая. Женщины тоже были похожи: линялыми халатами и простецкими прическами. Они азартно «чесали языки» и воспитывали детишек, которые норовили влезть куда не надо, тем более что поезд предоставлял много подобных возможностей. Люди расхаживали по вагону, быстро знакомились, просили закурить и угощали куревом, одалживали друг у друга то нож, то открывалку для консервов, заводили доверительные разговоры и изливали друг другу душу.
Соседи Мачо – супруги средних лет, накрыв столик газетой, принялись выкладывать картошку в мундире, вареные яйца, хлеб и сало, соленые огурцы, зеленый лук… Он сглотнул слюну: даже в самой лучшей тюрьме кухня не отличается разнообразием.
– Покушайте с нами, молодой человек, – грузная тетка с добродушным лицом сделала радушный жест рукой, а ее супруг с висячими седыми усами заговорщически подмигнул и достал бутылку с мутноватой жидкостью. Мачо понял, что это самогон, про который он много слышал, но который никогда не пробовал.
Тетка улыбалась, показывая железные зубы.
– Я же вижу, что проголодался!
– Спасибо, я действительно хочу есть, – кивнул Мачо и левой рукой взял картофелину. Чистить одной рукой было неудобно и он откусил вместе с кожурой.
Все происходящее вокруг напоминало ему Африку. Первобытная откровенность отношений была лишена условностей, которые и составляют оболочку цивилизованности. Здесь были разрушены перегородки между людьми, они все делали на виду друг у друга. Народ открывался с неизвестной стороны: причуды характеров, неожиданные жесты, странные, не слышанные ранее слова… Он чувствовал себя этнографом, погружающимся в экзотическую среду, как исследовательский батискаф опускается в царство вечной ночи.
И еда была какая-то первобытная: искусство кулинаров, приправы и майонезы не играли в ней никакой роли. Но ему нравилось и сало, и яйца, и нечищеная картошка, и острые огурцы. Он любил изучать народы через их кухню, даже самую диковинную. Когда-то в Мексике он даже попробовал вяленую гремучую змею.
– Ой, да зачем вы с кожурой едите, давайте я помогу!
Женщина очистила картофелину, освободила от скорлупы яйцо, причем сделала это быстро и споро.
– Давай, сынок, за все хорошее, – мужчина с седыми усами придвинул ему стакан, на четверть наполненный мутноватой, резко пахнущей жидкостью.
Пить на серьезной, связанной с риском для жизни, операции – дело совершенно немыслимое и недопустимое, но Мачо выпил. Самогон показался немного похожим на текилу или граппу плохого приготовления. По телу стало разливаться блаженное тепло. Опытный шпион почувствовал полное расслабление, ему захотелось плюнуть на свое задание, заснуть и просто ехать, ехать, ехать – куда угодно, только чтобы без остановки. Среди беспорядочного шума, невнятных обрывков разговоров, непривычных запахов…
Но его умиротворенный настрой перебил очередной телефонный звонок.
– Едешь? – спросил Салим.
– Еду! – ответил Мачо, чувствуя, как исчезает расслабление и внутри все сжимается в тугую пружину.