Атомный поезд. Том 2

Но начальник станции Елисеевская Ибрагим Османов, которого Муса Хархоев посчитал земляком, повел себя совсем не так, как требуют обычаи предков. Хотя он расхаживал по перрону в тщательно отутюженной форме железнодорожника и в высокой, специально пошитой фуражке, то есть отдавал дань объединяющей все кавказские нации любви к любой униформе, отвечать на вопросы земляков негодяй отказался.

– Как тебе не стыдно? – Лечи Исмаилов принудил себя разговаривать по-хорошему. – Ты же наш единоверец, у нас общая кровь! Наши народы всегда куначествовали, брали друг у друга невест, мы помогали друг другу в трудную минуту! А ты не хочешь нам сказать про гяурский поезд!

Османов сидел на стуле в своем кабинете. Китель у него был разорван, фуражка валялась на полу, под глазом начинал отчетливо проявляться кровоподтек.

– Да я же объясняю – это вам не билеты без очереди взять, не в вагон без билета посадить! – хрипло сказал он. – Это литерный поезд! О нем вообще говорить нельзя! А когда он пойдет, я не знаю. И знал бы, не сказал!

Исмаилов кивнул. Стоящий за спиной начальника станции Галинбаев коротко замахнулся и резко ударил ладонью по уху. Османов упал на пол, на него тут же обрушился град ударов. Галинбаев пинал его ногами, несколько раз ударил стулом.

– Я не знаю, когда он пойдет, – прохрипел Ибрагим. – У него же нет графика! Вон, посмотрите в столе!

Глаза железнодорожника закатились.

– Дать ему еще, амир? – спросил Галинбаев. Он любил такую работу и выполнял ее с удовольствием.

Но командир покачал головой.

– Обожди…

Исмаилов порылся в ящиках стола и нашел графики прохождения поездов через Елисеевскую. Зимнее расписание, летнее… Конечно, никакого литерного там не было. Но такие поезда никто и не станет записывать в график!

Амир осмотрелся. На Елисеевскую он прибыл с тремя соратниками: своей правой рукой Исрапилом Галинбаевым и земляками из Тиходонска: Мусой Хархоевым и Магомедом Тепкоевым. Собственно, Муса и вывел их на Елисеевскую: когда-то у него здесь лопнула ось цистерны с бензином и Османов, на свою беду, помог ее заварить.

Галинбаев недавно спустился с гор, это был крепкий, приземистый парень в черной распахнутой до груди рубашке. Он переступил через тело «земляка», поскреб грязными давно не стриженными ногтями густую поросль на груди, прямо из графина напился воды. Бороду он сбрил недавно, и если присмотреться, то менее загорелая кожа выдавала ее бывшие контуры.

Муса и Магомед были городскими, они имели более цивильный вид и потому стояли на перроне у входа, чтобы не пустить, в случае чего, нежелательных свидетелей. Внутрь они не заглядывали: переговаривались негромко о своих делах, не обращая внимания на звуки ударов и сдавленные стоны.

Неблагодарный единоверец валялся в крови. Он или был без сознания, или притворялся. Поскольку присутствующие в кабинете бандиты были знатоками кавказского менталитета, они с большей долей вероятности могли предположить второй вариант. Так оно и было. Османов лежал и думал, как вырваться из наброшенной на него петли. Он проклинал тот день и час, когда познакомился с Мусой. Он был уверен, что чеченцы обращаются с ним так, потому что он им не настоящий земляк. Он думал, что если бы начальником станции был чеченец, то его бы они не избивали так жестоко. Но он ошибался. Национальность тут никакой роли не играла. Если бы о прохождении литерного поезда знал чеченец и этот чеченец попытался исполнить свой служебный долг, то он точно так же лежал бы окровавленный на потертом полу давно не ремонтированного кабинета.

– Ладно, Исрапил, он ничего не понял, – сказал Исмаилов. – Делать нечего. Отрежь ему голову. Мы выставим ее на перроне для устрашения неверных. А потом займемся его семьей и теми родственниками, кто остался на родине. Они все должны ответить за предателя!

Рука Галинбаева скользнула за спину и выудила из-за широкого кожаного ремня остро отточенный нож, которым уже было отрезано несколько голов.

– Не надо, – простонал Османов и чуть пошевелился. – Я действительно никогда не знаю заранее! Они сообщают за два часа. Иногда – за час!

– И очень хорошо! – кивнул амир Исмаилов. – Ты будешь нам помогать?

– Да, буду, – обессилено произнес избитый аварец.

– Когда примерно пойдет этот литерный? – Лечи Исмаилов нагнулся и впился в глаза лежащего тяжелым, давящим взглядом.

– Обычно… три раза в месяц… Значит, дня через три, может, пять…

– Отлично, – Исмаилов потянулся, разминая кости. – Мы у тебя тут поселимся. Будут спрашивать, скажи – родственники в гости приехали. Один никуда не отходи, будь все время на виду. Закончим дело, я тебе заплачу, как положено, жалеть не будешь. И не вздумай дурака валять! И тебя зарежем, как барана, и всю семью вырежем!

Османов обессилено закрыл глаза.

* * *