Худой, жилистый и прокаленный солнцем стрелочник азартно подцепил видавшим виды складнем крепко насаженную пробку.
– Гля, и впрямь заводская!
– Не, западло, давай Гаврилыча подождем, – не согласился Игорь. – Обидится. Лучше сало пока порежь…
– Сало так сало. Только где он ходит…
Хозяин сторожки в ту же минуту вошел в дверь. В руке он держал только что вырванные из земли цыбули – крупные белые луковицы на жестких зеленых хвостах.
– Ну и дела! Как раньше, еще в те времена! Талубеева и Ромашкина сняли, грозятся в тюрьму посадить. С литерным, окаянным, шутки плохи! На-ко, обмой, – он протянул цыбули Игорю и тот, привычно зачерпнув из ведра кружкой, на пороге смыл с них комочки земли и серую пыль.
Потом Мишаня привычно разлил водку в дешевые пластиковые стаканы и сделал это мастерски – всем поровну и ни капли не уронив на замызганную клеенку.
– Ну, будем!
Стаканы бесшумно чокнулись. Игорь Ходиков, вечно небритый, лохматый парень лет двадцати восьми, поднял тару на уровень побитого оспой лица, внимательно посмотрел, сглатывая, и быстро выпил, тут же закусив луковицами и неловко пристроенным на черствый черный хлеб грубо нарезанным салом. Руки у него были в татуировках: перстни, традиционное восходящее солнце и надпись «Колыма».
Мишаня ничего не рассматривал: чокнулся и выпил, закусил вначале салом, а уж потом заел луком.
Гаврилыч – крепкий, хоть и не первой молодости мужчина с седыми зализанными назад волосами и огромным в пол-лица носом, пил долго, мелкими глотками, потом, полузакрыв глаза, посидел неподвижно, смакуя вкус и послевкусие, как опытный дегустатор.
– А ведь знаете, пацаны, не обманула баба – водка настоящая, из пшеницы, – удовлетворенно произнес он, внимательно осмотрел толстый ломтик сала, аккуратно и даже с некоторой нежностью водрузил его на ломоть черного хлеба и, прежде чем впиться давно не леченными зубами, с удовольствием обнюхал бутерброд.
– Настоящая редко попадается, – поддержал разговор Мишаня.
– А зачем ее делать, если и самогонку пьют, и стеклоочиститель глотают, – Ходиков разлил остатки. Вышло по полстаканчика и все трое огорченно покрутили головами.
– Надо было, Гаврила, тебе у проводников купить, – сказал стрелочник.
– У каких проводников? Это же литерный! – усмехнулся Гаврилыч. – Видел, какие там проводники стояли? Они тебя сразу на голову укоротят.
– Посмотрим еще, кто кого укоротит, – по-блатному растягивая слова процедил Игорек. Он сразу изменился: сузил глаза, искривил губы. – А ведь в таком что-то ценное возят. Вот бы грабануть!
– Гра-а-ба-а-ну-у-уть! – растягивая слоги передразнил Гаврилыч. – Ты уже пробовал арбузы из вагонов таскать! Мало показалось? А тут тебе сразу пулю засадят…
– Да херня это все, – скривился Ходиков. – Понты колотят. Пугают народ.
– Херня? – вскинулся Гаврила с таким видом, будто услышал личное оскорбление.
– А знаешь, что на сто двадцатом километре было? Мужики-охотники из города сидели под насыпью, водочку попивали да разговор терли, вот прямо как мы сейчас. А тут мимо литерный несется, он всегда на полном ходу… А один там такой же борзой, как ты, ружье вскинул и как бабахнет в борт вагона!
Гаврила сделал театральную паузу.
– А там снайпер сидел наготове! Чпокс! И парню этому в голову… Прям промеж глаз засадил!
– Херня! – вновь лаконично повторил Игорек, закуривая и выпуская дым через ноздри. Лицо его вновь приняло обычное выражение. – Слышал я про эту историю. Пуля о корпус срикошетила – и все дела.
– О корпус! От обычного, небось, не отскочит… Значит, вагон бронированный! – не сдавался Гаврилыч. – Как же ты его грабить будешь?
– Как, как, – скривился Ходиков. – Я-то не собираюсь, мне уже хватило. А вообще-то, скажу я вам, все это очень запросто делается!
– Да не бреши лучше! Ты на Колыме был? Нет! А наколку сделал!
Когда собутыльники начинают сомневаться в лучших душевных свойствах друг друга, дело неминуемо идет к скандалу. Опытный Мишаня это хорошо знал.
– Ладно, хватит лаяться, пацаны, – вклинился он, хлопнув себя по колену мозолистой ладонью. – Давайте лучше выпьем за дружбу!
– И то правда, – кивнул Гаврилыч, и Игорек с ним согласился. Пластмассовые стаканы бесшумно соприкоснулись.
Они были похожи друг на друга, как близнецы. Их так и называли – и начальство, и сослуживцы. Оба высокие, статные, плечистые. Оба с короткими светлыми стрижками и голубыми глазами. Они даже одеты были одинаково. В светлые летние костюмы, которые оба считали пижонскими. Только у одного костюм был светло-серым, а у второго – бежевым. Существовало и еще одно отличие, позволяющее различать двух атлетичных блондинов. У обладателя бежевого костюма имелся широкий косой шрам на шее с правой стороны, и парню не удавалось скрыть эту броскую примету с помощью специально подобранной рубашки с высокой стойкой.