Атомный поезд

— Зачем? Ему все по барабану. Только бухтеть будет. Завтра скажем.

Втроём они выпили по крохотной рюмочке сладкого вина, потом ещё по одной.

— Живите, дети, долго и счастливо, — Ирина Владимировна протёрла взмокшие глаза. — А я буду приезжать, деток нянчить.

— А далеко ехать-то? — Оксана облизнула сладкие губы. Глаза её блестели, щёки горели румянцем.

— В Кротово.

Девушка поставила рюмку.

— Ничего себе! Это же чёрт знает где! Как же я смогу приезжать к родителям, когда захочу?!

— Это всего триста километров, — как бы оправдываясь, сказал Кудасов. И округлил расстояние в меньшую сторону, потому что в действительности выходило почти четыреста. — Три часа на машине.

— А у тебя есть машина?

— Не бойся, найдём!

— Ну ладно, гулять так гулять! Наливай!

Оксана пила кагор, улыбалась, участвовала в разговоре, но в голове носился целый рой мыслей.

Что ж, замуж выходить всё равно надо. Кротово — не сибирская тайга. Не понравится — вернётся! Попытка — не пытка… А может, всё и сложится. Если служба заладится, то в отдалённой дыре они не задержатся… А уже через месяц она будет женой старшего лейтенанта! То-то Ленка Карташова обзавидуется! Да и другие девчонки с ума сойдут. И Сурен… Может, он тоже пожалеет, что так с ней разговаривал…

Несмотря на размер рюмок, бутылка все равно закончилась.

— Давайте, детки, за ваше будущее! — Ирина Владимировна тоже раскраснелась. — За скорую свадьбу!

В кухню заглянул взлохмаченный Федор Степанович.

— Ну, чего расшумелись, полуночники? — не здороваясь, пробурчал он и прошёл дальше. Заливисто прогудел унитаз.

— Уже поздно, я пойду, — счастливый жених встал и по привычке щёлкнул каблуками. Босоножки не давали такой чёткости звука, как сапоги.

***

Зато на следующий день на плацу училища сапоги грохотали на славу.

— И — раз! И — раз! — задавал ритм Коля Смык. «Коробки» офицеров-выпускников одна за другой проходили мимо трибуны, на которой стояло всё руководство училища и представители городских властей. Блестят в солнечных лучах генеральские и полковничьи погоны, празднично отсверкивают на серых парадных кителях ордена и медали, прижаты к лакированным козырькам привычные офицерские пальцы, отутюжены штатские пиджаки. Выпуск — большой праздник. Но для руководства это очередной праздник в череде таких же, а для выпускников — единственный, один из самых главных в жизни. Потому, не жалея ног, рубит шаг один выпускной взвод за другим, что молодые люди в непривычных золотых погонах понимают — это первое офицерское прохождение, но на училищном плацу оно последнее. Впереди новая жизнь, новые плацы, а где-то впереди ждёт такая же трибуна, с которой можно смотреть сверху вниз на проходящие строевым шагом колонны.

— И — раз! И — раз!

Лейтенант Александр Кудасов шагает во второй шеренге. Распаренной кожей головы он чувствует плотно насаженную фуражку. Это опасный предмет во время прохождения. Все по много раз проинструктированы: если у кого слетит головной убор — не поднимать, иначе сломается строй, и не обходить — иначе сломается строй, и не отфутболивать — иначе тоже сломается строй! Идти, как шли, растопчете фуражку — и ладно, новую купите! А то был случай, выпускной взвод перед самим генералом Хромовым опозорился…

— И — раз! И — раз!

Чтобы шеренги были ровными, каждый лейтенант локтем прижимается к локтю соседа. Сейчас неважно, какие у тебя были оценки, списал ты на экзамене или сам решил задачу, — всё это уже в прошлом. И преподаватели, и начальники курсов, и начальник факультета, да что там — даже сам всемогущий начальник училища генерал Панков утратили власть над свежеиспечёнными офицерами. Теперь они сами хозяева своей судьбы, да их новые отцы-командиры. А чтобы судьба была милостивой, чтобы в службе везло, каждый зажимает в потных пальцах одну, две или три монетки. «Коробка» поравнялась с трибуной.

— И — раз!

Это уже не просто метроном ритма. Это команда. Взвод принимает положение: «Смирно, равнение направо!» Руки прижаты к туловищу, головы повёрнуты к трибуне, только ноги выпрямляются и ещё сильнее молотят по асфальту. Офицеры на трибуне улыбаются, рассматривая напряжённые молодые лица. Через пять-десять лет именно они будут «делать погоду» в ракетных войсках, а те, кто сейчас на трибуне, пойдут на пенсию и будут вспоминать с гордостью: «А ведь генерал имярек, он-то у меня учился!» Может, к кому-то придётся и обратиться со скромной ветеранской просьбой… Сейчас старшие офицеры отчётливо об этом не думают, хотя в затаённом уголке сознания такие мыслишки шевелятся…

— И — раз!