Атомный пирог

Ах, да, вы, наверное, хотите знать, как отреагировали на признание Элвиса остальные люди, помимо моего папы? Примерно никак. Пару дней об этом посудачили, а потом всем как-то стало всё равно. Часть списала всё на коммунистический заговор с участием певца, другая — на то же самое, но против него. В целом общим мнением было то, что эксцентричный богатей съехал с катушек. «Впрочем, — добавляли, — он и раньше был ку-ку». А ещё, то ли мне так казалось, а то ли действительно, Элвис стал как будто пропадать из поля зрения. Сообщений в газетах о нём, фотографий в журналах, анонсов концертов существенно поубавилось… Впрочем, может быть, мне просто не до Элвиса уж стало…

Теперь почти всё время я торчала в боулинге, куда Сэм помог мне устроиться на работу. Порой туда заходили мы бывшие одноклассники — те из них, кто не разъехался по колледжам, девчонки, в основном. Они делали вид, что не знают меня, хотя были не против, когда я топталась неподалёку и слушала куски их разговоров. Разговоры в основном касались предстоящей свадьбы Петси и зелёных.

Да, два слова про зелёных. Так прозвали существ в чешуе, с вертикальным зрачком, которые с конца июля начали спускаться в космолётах к нам на землю и расхаживать открыто. По телевизору говорили, что зелёные это наши союзники для борьбы с красными, и что их приглашение это мера прогрессивная, но вынужденная или вынужденная, но прогрессивная, хотя, впрочем, говорить о них не надо, ведь они от нас ничем не отличаются, а если отличаются, то красным это на руку, и красные угрозу от зелёных раздувают по указке из Москвы. С начала августа повсюду стали говорить о том, что коммунисты создают национальный резерв крови, и нам тоже это надо, причём важно сделать крови больше, чем в СССР. Поговаривали о том, что в людных местах зелёные в форме полиции останавливают слишком розовощёких и пухлых субъектов, чтобы ласково, без всякого насилия, сводить их к медсестре.

Все считали, это ненадолго. И нестрашно. Одни говорили, что проверка крови позволит выявить наркоманов, которых немерено расплодилось среди молодёжи. Другие рассуждали о том, что не напрасно мудрые предки считали кровопускание лекарством от всех болезней. Третьи проклинали коммунистов, из-за которых сдавать кровь в национальный резерв приходится даже дошкольникам. По мнению четвёртых, извлечение лишней крови сделает девушек более тихими, а парней — менее склонными к эрекции, что улучшит нравы молодёжи. В общем, получалось, что, хоть всё и из-за коммунистов, а нам оно только на пользу, но надо терпеть. Впрочем, вариантов-то и не было. Когда как-то раз одна бледная девушка грохнулась в обморок прямо во время игры, то хозяин боулинга велел говорить всем, что кровь она не сдавала, а просто её бросил парень, наверное. «Ты заметила, что этот обморок случился именно в тот день, когда в нашем боулинге установили машину по производству попкорна? — шепнул Сэм мне на ухо. — Совпадение? Думаю, нет. Но не бойся, этот бред скоро закончится».

На свадьбу Джона и Петси меня не позвали. И это меня и спасло.

В вечер свадьбы я была на смене. Внезапно с одним посетителем, парнем лет двадцати трёх, что-то сделалось: сам не свой, он подскочил и стал кричать, что всем присутствующим надо срочно пойти и сдать кровь для Америки, если придётся, то всю. Увидев, как он схватил нескольких девчонок и поволок к выходу, я поспешила спрятаться за стойку выдачи обуви. Сэм бросился на психа и вместе с другими парнями сумел повалить его, руки связать, а потом запереть в туалете. Через час тот пришёл в себя, попросил прощения и сказал, что после армии порой его так клинит.

О том, что в тот вечер все те, кто вернулись из армии в этом году, потащили знакомых, родных и случайных людей сдавать кровь, я узнала лишь на следующий день. Узнала и о том, что Джона этот «приступ» настиг прямо у алтаря. В отличие от парня в нашем боулинге, управы на моего брата найти не смогли. К тому же он знал, где хранится оружие (свадьба была на лужайке у нашего дома). Так что вскоре и невеста, и все гости под дулом пистолета были согнаны не к пункту сдачи крови даже, а к севшему у оврага на пустыре аппарату рептилоидов. Папа и те гости, что потолще, покрупнее, смогли выжить. У невесты и её хлипких подружек кровь забрали всю.

С неделю все об этом лишь и говорили. Мне было жалко погибших подруг, но их было не вернуть. А вот что теперь чувствовали брат с отцом, и представлять не хотелось. Через несколько дней после трагедии я собрала волю в кулак и позвонила папе. Он сказал, что такие, как я, вероятно, довольны теперь. Еще сообщил, что они подают в суд на руководство компартии США, потому что уверены, что помешательство отслуживших — это дело её красных лап. Я не стала уточнять, какое отношение коммунисты и «такие, как я» могли иметь к случившемуся и как могли повлиять на служивших парней. Спросила, как там мама. Отец чуть-чуть смягчился и сказал, что она всё ещё в больнице. Попросил ей не рассказывать. Потом в конце добавил: «Тебе, впрочем, всё равно, ведь ты нас бросила».