Атомный пирог

Вернувшись в номер после ночной встречи с Донной, я кое-как поспала полчаса или час. Остальное же время лежала и думала, как провернуть это всё. И как будто придумала.

В шесть утра, пока «муж» мой еще не проснулся, я поднялась на этаж для гидов и постучалась в комнату Лиды. Та открыла мне в ночнушке и зевая: кажется, она действительно готова была услужить нам в любое время дня и ночи, но довольна столь ранним началом рабочего дня не была. Я сказала, что в восторге от гостиницы, от номера и никогда не видала подобной роскоши в США.

— Мне бы очень хотелось сделать несколько фотографий наших комнат, чтобы показать нашим родственникам в Америке! Они-то и понятия не имеют, как прекрасно обустроены советские гостиницы! Сейчас, на рассвете, наш номер выглядит просто как картинка. Позвольте мне, товарищ Лида, взять ваш фотоаппарат на пятнадцать минут, чтобы запечатлеть эту красоту!

— Миссис Нолан, вы ведь знаете, что фотографироваться разрешается только в присутствии гида. Я не могу просто отдать вам этот фотоаппарат. Подождите минут двадцать, я умоюсь, оденусь, завьюсь и спущусь к вам…

— Но через двадцать минут освещение изменится! Понимаете, я художница, я очень тонко вижу освещение, и вот сейчас, в лучах рассвета, оно именно такое, как мне нужно! С запада надвигаются облака, так что, боюсь, если буду ждать вас, я упущу идеальный кадр!

— Сожалею, миссис Нолан, мне нельзя давать вам фотоаппарат…

— Но товарищ Лида, речь идёт всего лишь о пятнадцати минутах! Если я украду фотоаппарат, то вы будете знать, что он у меня…

— О, миссис Нолан, я ни в коем случае не думаю, что вы его украдёте!

— … А если вы опасаетесь, что я сниму что-нибудь запрещённое, что-нибудь секретное, то какие государственные тайны могут быть внутри гостиницы для иностранных туристов? К тому же, власти всё равно проверят плёнку…

— Уверена, что у вас нет никаких дурных намерений, мэм! И всё же…

— Тогда дайте мне этот аппарат, Лида, и я верну вам его через четверть часа, клянусь! Мне всего лишь не терпится снять красивый интерьер в лучах рассветного солнца. А вы могли бы выспаться получше вместо того, чтобы сейчас одеваться и тащиться сопровождать меня заради такой мелочи.

— Ладно, будь по-вашему, — вздохнула Лида. — Только, мэм, если вы его унесёте или снимите что-нибудь незаконное, с меня голову снимут!

— Лида, я не подведу вас, уверяю! И огромное спасибо! Правду говорят, что советские люди добрее американцев: они всегда готовы прийти на помощь!

Лесть моя ей, кажется, понравилось. Лиде определённо очень хотелось поспать ещё: не сомневаюсь, что, если бы дело происходило посередине дня, она не нарушила бы инструкцию. Я же дала ей обещание не подвести с лёгким сердцем: красть фотик или снимать что-то запрещённое я правда не собиралась. А про плёнку речь у нас не шла.

Пять минут спустя я была в номере. Элвис (или как мне теперь называть его?) всё ещё спал. Каким образом сматывается плёнка у незнакомой мне модели советского фотоаппарата и можно ли сделать это вообще, пока она не отснята до конца, я понятия не имела. Так что пришлось запереться в уборной без света, открыть аппарат и вытащить плёнку на ощупь. Через пятнадцать минут я вернула фотик его хозяйке, думая о том, что сниматься теперь надо бы поменьше, а то скоро Лида решит, что плёнку пора менять, и увидит, что её нету. Идеально было бы, конечно, где-нибудь добыть новую плёнку, выпросить аппарат ещё раз и заправить её туда, чтобы окончательно замести следы…

Впрочем, главная задача была всё-таки не в этом. Надо было как-то проявить свою добычу. Ну, и в идеале — напечатать фотографии.

Вскоре Элвис, кажется, не заметивший всей моей ночной и утренней беготни, проснулся. Он сказал, что на завтрак в общий ресторан мы не пойдём, а еду закажем в номер. Я спорить не стала. К тому времени, как Элвис привел себя в порядок, в номер к нам постучалась официантка — девушка в серебристом блестящем платье с пришитым к нему декоративным белым фартуком и с белой же кружевной наколкой на голове, сзади украшенной длинными рыжими косами. Мы сели есть принесённый ей завтрак.

Во время еды я изо всех сил разглядывала своего так называемого мужа, тщась увидеть в его внешности свидетельства подделки или подлинника. Волосы, глаза, губы, нос, украшения на пальцах, движения — всё было тем, что я многие месяцы изучала по фотографиям, передачам и кинофильмам, и могла бы узнать хоть во сне, хоть во тьме, хоть на ощупь… И всё же меня не покидало ощущение, что это чужой, незнакомый мне человек. Я видела перед собой самое красивое на свете лицо, но отчего-то больше не испытывала желания тут же расцеловать его. Может, просто привыкла к нему? Перегорела? Или после встречи с Донной разочаровалась, обнаружив его ложь? А может, мои чувства это в самом деле признак того, что Элвис это не Элвис? Но как, как это возможно?! Я же вижу его! Он же мне не снится!

— Ты какая-то напряжённая сегодня, детка, — заметил мой как бы муж.

— Просто не выспалась… Кстати, помнишь тот случай, когда я залезла в окно к тебе?

— Ну, такого не забудешь, Эвелина!