Атомный конструктор №1

Харитон озадачен — в 10 утра важное совещание, а как быть с утверждающими подписями Научного руководителя КБ-11 Ю.Б. Харитона, Главного конструктора КБ-1 Е.А. Негина, ведущего теоретика по заряду А.Д. Сахарова и Первого заместителя Главного конструктора Д.А. Фишмана? Все они должны быть на совещании, а чертеж должен быть на заводе к 12 часам дня.

Что делать — Харитон просит показать, где ему расписываться на чистой пока кальке. За ним расписываются Сахаров и Негин. Фишман медлит, и когда гости уходят, произносит вначале небольшую речь-наставление и лишь потом очень неохотно ставит свою подпись. Понять его можно: первые три высокие подписи хотя и обязывают тех, кому они принадлежат, но лишь подпись Фишмана — это реальная ответственность и гарантия того, что все в чертеже верно.

На следующий день заряд уже ехал в эшелоне на полигон, а через две недели разработчики КБ-11 узнали, что эксперимент прошел успешно.

ДО СЕРЕДИНЫ 50-х годов Фишманы занимали верхний этаж той половины коттеджа, низ которой занимали начальник Давида Абрамовича — Николай Александрович Терлецкий с женой Бертой (Басей) Абрамовной. На второй половине жил будущий Главный конструктор КБ-2 Самвел Григорьевич Кочарянц.

Рядом был коттедж, который делили Кирилл Иванович Щелкин и газодинамик Михаил Яковлевич Васильев. Все жили дружно и в редкие часы досуга нередко собирались вместе. Входили в компанию также Гречишниковы и молода я талантливая супружеская пара — Элеонора (Алена) и Сергей Козыревы.

Досуг, впрочем, был для обитателей «начальственных» коттеджей далеко не значительным элементом повседневной жизни — работы по новым «изделиям» шли полным ходом.

В своей книге «О конструкторах-разработчиках зарядов КБ-11 (ВНИИЭФ). 1946–1988 гг.» один из заместителей Главного конструктора и начальник отделения 05 с 1959 по 1989 годы, Геннадий Александрович Соснин написал: «При внешней простоте первых. ядерных зарядов (в сравнении, например, с космическими аппаратами), их создание связано с очень большими теоретическими и математическими работами, сложными газодинамическими исследованиями.

Основная сложность конструкторской разработки заключалась в том, что конструктивно необходимо было обеспечить правильное, задуманное теоретиками срабатывание. после длительной эксплуатации зарядов в различных климатических условиях и при нагрузках, испытываемых зарядом в различных динамичных носителях.

Большие конструкторские трудности возникали в связи с применением в конструкции плутония — радиоактивного металла, который «живет» во времени, меняя свои свойства.».

Теперь действительно приходилось задумываться и над будущей эксплуатацией зарядов, и проводить новые циклы газодинамической отработки, то есть, изучать поведение конструкции и этапы ее работы, длительность которых измерялась микросекундами. Все происходило за считанные мгновения — в том числе и все неядерные процессы, предшествующие непосредственно началу разветвленной цепной ядерной реакции, то есть — уже ядерному взрыву.

За работой пролетели лето и осень 1950 года. Пришла зима — в этих местах да в те времена — настоящая, русская, с морозом и ясным звездным небом. Работать и в эту студеную пору было легко и весело — чистый русский снег всегда обновляет душу и чувства, делает людей бодрее и моложе.

Наступила весна 1951 года.

Генерал-лейтенант Зернов уехал в Москву, и начальником «Объекта» был назначен генерал-майор инженерно-технической службы Анатолий Сергеевич Александров, до этого — заместитель начальника ПГУ (Александров был на «Объекте» до 1955 года, затем его сменил Борис Глебович Музруков, возглавлявший институт почти 20 лет, до 1974 года).

После первого испытания 29 августа 1949 года испытания пока не проводились — плутония было наработано мало, и его берегли для опытов с новыми разработками. Весь

1950 год Полигон № 2 молчал. Взрывы же в Америке шли постоянно десятками, и в 1951 году активная работа, включающая в себя натурные испытания атомных зарядов, в СССР возобновилась. В конце мая в КБ-11 начали готовить списки для поездки на «Двойку», теперь уже — на вторые (да еще и двойные!) испытания РДС-2 и РДС-3.

Возглавлял «полигонный» список, им же 19 июня 1951 года и утвержденный, сам Александров. За ним следовали Харитон и Щелкин. Четвертым — руководителем группы по сборке и снаряжению центральной части — значился Духов. В его группу входили Терлецкий, а как резерв — Гречишников и Абрамов.

Давид Абрамович шел в списке восьмым — руководителем отдельной группы по оборудованию здания «ДАФ». Однако изучение полигонных документов показывает, что реально обязанности Фишмана были намного более широкими, чем это было вначале запланировано, тем более что Владимир Федорович Гречишников на Полигон не выбрался.