Атомный конструктор №1

И это говорит о многом. Если вдуматься, то можно понять, что грустная, в общем-то, история открывает в Давиде Абрамовиче очень привлекательную и нечастую в мужчине черту — нежность и благородство по отношению к женщине. Феоктистова сама была человеком высокой внутренней культуры и самодисциплины и могла оценить схожие черты в другом. Уйдя в сторону, не пытаясь удержать жену, когда такие попытки лишь осложнили бы ситуацию, Давид Абрамович проявил редкий душевный такт. И лучше всего, пожалуй, для обрисовки положения дел и его тогдашних чувств подходят слова Пушкина: «Я вас любил, любовь еще быть может, в душе моей угасла не совсем. Но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем.». Скорее всего, Фишман так про себя и думал — он ведь очень любил Пушкина, о чем я еще скажу.

Между прочим, когда бывшая жена Некруткина уезжала с «Объекта» обратно в Ленинград (ее отец был профессором одного из питерских вузов), то добраться с вещами до вокзала (общественного транспорта в небольшом тогда поселке не было) помог ей именно Давид Абрамович, только один ее и провожавший.

ОДНАКО, как это порой бывает — нет худа без добра. Вскоре Давид Абрамович женился вновь — уже на всю жизнь! Теперь рядом с ним была Евгения Николаевна Буланова. Младше мужа на четыре года, медик, она стала Давиду Абрамовичу верной подругой, у которой он всегда находил понимание и поддержку. Оба любили искусство, литературу, Пушкина. Говорят, молодая Евгения могла спеть — от начала до конца — всю «Пиковую даму» Чайковского.

Вторая жена оказалась для Давида Абрамовича жизненной удачей. Феоктистова — «Екатерина Великая», имела, безусловно, человечески крупный масштаб, но как раз поэтому вряд ли можно было рассчитывать на покой в семье, где и муж, и жена — крупные руководители, лауреаты, орденоносцы, оба по горло занятые неотложными проблемами, совещаниями, командировками. А Давиду Абрамовичу в те немногие и нечастые часы, когда он бывал дома, нужен был просто отдых — без затей.

С начала пятидесятых годов он жил в постоянно жестком режиме, неуклонно продвигаясь по служебной лестнице и оказываясь перед необходимостью решать все более крупные задачи. Дело требовало отдавать ему всего себя, не считаясь со временем, не деля жизнь на служебную и личную половины. И тут готовность близкой женщины к пониманию становились важнейшим фактором, от которого зависела уже не только личная судьба Фишмана, но и в чем-то — успех поручаемых ему работ.

В лице Евгении Николаевны Давид Абрамович и получил свой душевный «тыл». Умеющая жить семьей, не уходя лишь в семью, она всегда отдавала безусловный приоритет интересам мужа, обеспечивала ему то внутреннее равновесие, без которого он вряд ли смог бы с такой отдачей трудиться над огромной важности задачами государственного значения.

В 1951 году Давид Абрамович впервые стал лауреатом Сталинской премии, и в том же году у Фишманов родилась дочь Нина.

Жизнь продолжалась.

Вместе с делами житейскими надо было заниматься новыми профессиональными проблемами, и они всегда преобладали. Тогда жили, чтобы работать, а не работали, чтобы жить.

В 2008 году в РФЯЦ-ВНИИЭФ вышла в свет книга воспоминаний ветеранов оружейной работы «То время уходит в историю» с посвящением: «Конструкторам и исследователям КБ-1, которые самоотверженным трудом создавали ядерный щит Родины». Вот в эти четыре слова — «создание ядерного щита Родины» и укладываются те годы жизни Фишмана и его товарищей. Причем коллектив, которому посвящена книга, жил жизнью, как думали сами зарядчики, простой, обычной, а на поверку оказалось — легендарной.

Работали ежедневно до 9-10 часов вечера, а бывало — и круглые сутки. В рабочие комнаты запросто заходили Сахаров, Зельдович, бывал и сам «ЮБ» Харитон. Когда время поджимало, «ЮБ» мог поставить свою подпись на ватмане сборочного чертежа, где пока была проведена лишь… одна «особо важная» осевая линия.

Этот эпизод описан в упомянутой выше книге и относится к одной из испытательных «сессий» начала 60-х годов. Конструкторы срочно «гнали» тогда рабочие чертежи заряда, который так же срочно изготавливал завод № 1 для отправки на полигон. Поздним вечером в рабочей комнате неожиданно появился сам директор КБ-11 Борис Глебович Музруков, спросил, как дела, готовы ли чертежи и все ли в них верно? Получив в ответ «да», свернул чертежи, сказал: «За остальными зайду после полуночи» — и удалился. Ночью он действительно зашел опять и забрал новую порцию чертежей, пояснив: «Так будет быстрее».

К утру оставалось сделать только сборочный чертеж, и тут в комнату вошли Харитон, Сахаров, Негин и Фишман. Выяснили, как идут дела, обсудили — уже в который раз — компоновку. На кульмане закреплен большой лист пергаментной кальки, на листе пока начерчены лишь рамка и в нижнем правом углу «основная надпись», где указаны индекс и название чертежа, масштаб и т. п., а также имеются графы для подписей разработчиков. Главные утверждающие подписи ставят на самом поле чертежа.