Атомные в ремонте

Тревоги остались позади, все заулыбались, а я не мог встать с банки, на которой сидел. Только минут через 20 появились какие-то силы, я поплелся в гостиницу, где и пролежал целый день. Кружилась голова, тошнило, сил не было ни каких. От лежания лучше не становилось. Мне показалось, что это результат нервной перегрузки. Позже, когда я узнал истинные значения излучений, я понял, что опять была лучевая болезнь в легкой форме. К моим «накоплениям» достаточно было небольшой добавки, чтобы организм вышел из равновесия.

Жил я в заводской гостинице в номере «люкс» теоретически со всеми удобствами. А практически было очень холодно: +8 у окна и +14 у кровати. Подводники принесли электропечь, и стало немного теплее. У кровати стоял телефон, и это позволяло «держать руку на пульсе». За ночь промыли корпус. На дне лежало несколько частиц, их подобрали с помощью пластилина на длинной палке. Начали ставить фильтр, а он не подходит. Стали подгонять по месту детали и здорово вышли из графика. Я к этому отнесся спокойно: мало ли какие могут появиться неувязки. Когда же пошли третьи сутки, возникло беспокойство. О время обеда в столовой ко мне подошли проектанты реактора Виктор Иванович Маслов и Евгений Михайлович Зубков. Лица у них озабоченные, говорят: «Кушайте, аппетит плохим известием портить не будем».

Подводная лодка, на которой мы работали, была головной в этой серии. На ней было установлено много образцов техники и вооружения в опытном исполнении. Реакторы тоже были опытными и, как только что выяснилось, экранные сборки здесь не имели в верхней части бурта. Из-за отсутствия этого выреза и не становился на место фильтр. Но из этого следовало, что доставленная из Мурманска новая экранная сборка к нашему корпусу не подходит. Все запасные сборки были сделаны по чертежам для серийных реакторов.

Это был «удар ниже пояса». Мы повесили носы. Гражданская часть нашего коллектива пришла к мнению, что придется возвращать на место старую сборку, с таким волнением извлеченную. Когда серьезно разобрались по чертежам, привезенным из Гаджиево и относящимся конкретно к нашей лодке, сошлись во мнении, что если у сборки снять буртик (1 см высотой и 6,5 см в длину), ее можно будет загрузить. Гражданским эта задача представлялась еще более сложной, чем загрузка старой сборки. Они просто не знали, какова действительная радиационная обстановка, не знали, что дозиметристы даже не смогли вытащить два дозиметра при последнем замере. Как загружать сборку, если ее нельзя трогать руками, чтобы отцентровать, и нельзя даже посмотреть, по центру ли она стоит, так как она находится в скафандре?

Кашин обежал все заводские цеха и с прискорбием сообщил, что подходящего для нашего случая станка на заводе нет. Позвонили в Мурманск, но и там нужного станка на заводах не оказалось.

Я пошел к начальнику завода Кольнеру и говорю: « У тебя завод военный, и ты обязан находить выход из любого положения». Виктор Борисович вызвал начальников подразделений и приказал им через два часа доложить свои предложения. Через два часа провели совещание с главным механиком, главным технологом и наладчиком станков. Нашелся карусельный станок, который по всем параметрам подходил для работы, но не хватало 20 см высоты подъема бабки (я уже упоминал, что сборка имела высоту три метра, а буртик был на самом верху). Пошел разговор о том, как переналадить станок. Главный механик пришел в ужас: ему наладку станка выполняли станкостроители, и станок был на их гарантии. Наладчик станков, квалифицированный рабочий, сказал, что берется проточить сборку, попросил себе помощника для работы во вторую смену и время – четверо суток. Его условия были с радостью приняты. Наладчик преспокойно поднял бабку на нужную высоту, поскольку, как оказалось, конструкция станка это предусматривала, и попросил поставить сборку на станок.

Легко сказать, да не легко сделать. Чтобы попасть на станок, сборка должна была сменить четыре вида транспорта: плавкран. Тракторные сани, автомашину МАЗ и цеховой мостовой кран. Весь этот транспорт реально существовал и находился в исправном состоянии. Весь вопрос был в том, чтобы расставить этот транспорт по цепочке следования сборки и без задержки везти ее на место «на перекладных». И тут выяснилось, что на заводе люди живут совсем в другой системе отсчета времени. Счет здесь идет на месяцы, неделя – это уже мелкая единица времени, а назвать час и минуту никого не заставишь даже под дулом пистолета. Когда вцепляешься в человека мертвой хваткой и требуешь все же назвать срок, то как рекордно малую единицу времени выжимаешь из него : «до обеда» или «после обеда». Я был разъярен, как бык на корриде, а заводские работники на меня смотрели с недоумением и не могли понять, как можно всерьез воспринимать такие пустяки, как часы и минуты.