Илье Яковлевичу одному не справиться было со всеми этими задачами, и мы стали решать их втроем: Илья, Женя Балабанов и я. За Ильей оставили свежую зону, за Балабановым закрепили подольские проблемы, а за мной – северодвинские. Е.П.Егоров отказывался со мной встречаться, его работники от участия в работах на словах отказывались, хотя потихоньку все делали. Мы забросили все остальные дела, переключились на эту лодку и все-таки все нужное обеспечили.
Когда на северодвинский завод пришли переоборудованный лихтер и ПТБ, прибыли свежие зоны и перегрузочный скафандр, Егоров прекратил свою забастовку и принялся энергично помогать нам.
На перезарядке мы были все трое, туда же приехал Лев Максимович Беляев. Руководителем перезарядки был Валентин Иванович Кашин, который основательно изучил всю технологию и провел операцию образцово показательно. Научными руководителями были Геннадий Николаевич Степанов и Могильнер из Обнинска. «Конь Лейпунского» оказался очень хлопотным в эксплуатации, и в ремонте, и когда его сдали из ремонта, мы еще некоторое время не могли отдышаться. Стало очевидным, что Илье Яковлевичу и с перезарядками одному не управиться, но и от ремонта уже нельзя было оторвать ни меня, ни Евгения Павловича. Мы попросили у В.П.Разумова дать нам еще одного офицера, и он согласился.
Мы решили взять к себе офицера-физика, так как никто из нас троих не имел в этой области фундаментальных знаний. Я вспомнил об Александре Александровиче Жданове. Впервые мы познакомились в 1961 году, когда он привез из ремонта гнутый технологический канал. Второй раз я его встретил на северодвинском судоремонтном заводе, куда он был приглашен производить физический пуск реакторов одной из ремонтировавшихся лодок.
Жданов охотно согласился у нас работать, тем более, что он был москвичом. Он пришелся у нас ко двору. Трудолюбивый, скромный, всегда в хорошем расположении духа, уважительный к старшим и очень аккуратный. Но усилить управление перезарядкой нам не удалось. Из строя вышел Илья. Из отпуска он пришел сильно похудевший, с жалобами на боли в горле. Специалисты определили рак гортани, сделали опреацию, после которой Илья перестал говорить и дышал через трубку. После последовали еще две операции, и Ильи не стало.
Первое время я много помогал Жданову, тем более, что в вопросах перезарядки появились новые проблемы. Помогал ему и Женя Балабанов, который руководил двумя аварийными перезарядками на Тихоокеанском флоте. Новые же проблемы заключались в том, что после десяти лет эксплуатации в реакторах стали обнаруживаться слабые узлы. Для устранения этих слабостей во время перезарядок требовался ремонт реакторов и некоторая их модернизация. Все это надо было освоить: разработать технологию, изготовить оснастку, обучить людей.
Первой ласточкой в серии дефектов были трещины в футеровках реакторов. Корпуса реакторов изготавливались из углеродистой стали, а поскольку эта сталь ржавеет, для защиты бидистиллята от возможного попадания в него ржавчины внутрь корпуса вставлялась рубашка (футеровка) из нержавеющей стали. Футеровка при возникновении в реакторе высоких температур и давлений расширялась, выбирала зазор и передавала усилия на корпус реактора, в то же время не давая воде соприкасаться с этим корпусом. В футеровках имелись пазы для шпонок, предохраняющих экранную сборку от поворота вокруг вертикальной оси. Пазы были выполнены с прямыми углами.
Первые трещины были обнаружены в этих пазах на реакторе в Обнинске. Атомщики нам ничего не сказали, только послали своего специалиста посмотреть на одной из наших перезаряжающихся лодок, нет ли и там трещин. Специалист, Володя Борисов, обнаружил трещину, и в Минсредмаше срочно было собрано совещание. Критичность положения заключалась в том, что как только трещина станет сквозной, вода из реактора будет вытекать в его поддон и может причинить большие неприятности, вплоть до парового взрыва.
На совещании сидели главные конструкторы энергетических установок из трех министерств. Они уже предварительно согласовали свои позиции и ждали военных, которые были приглашены прибыть попозже.
Сообщение Борисова меня просто оглушило, сразу представился масштаб беды – могли выйти из строя на неопределенный срок десятки атомных лодок.
Тем временем начали выступать главные конструкторы и излагать свои предложения о том, что флоту следует делать для исправления создавшегося положения. Все они выглядели очень важными. Наглаженные костюмы прекрасно на них сидели. Они были преисполнены чувства собственного величия, говорили негромко, лениво, с назидательными интонациями. Или они принимали меня за дурачка, или настолько привыкли у себя в организациях изрекать истины, что по-другому уже не могли изъясняться.