— Ты ведь любишь это дело, мне ли не знать. Давай. Покури, ну. Это же последний раз в твоей жизни. — Его дрожащие, измазанные кровью губы сжали сигарету, и я подожгла её кончик. — Глубже. Вот так.
Он заплакал. Теперь уже не от боли и унижения, а от мысли, что всё здесь для него в последний раз. Что он умрёт, а мы с Ранди будем любить друг друга ещё сильнее.
Сигарета дрожала, с неё сыпался пепел на землю.
— Глянь, что ты наделал. Опять намусорил на нашей земле, — проворчала я. — Хочешь, я найду для тебя самую подходящую пепельницу? — Если бы мог, Митч бы рассмеялся. Он думал, что после того, что мы с ним уже сделали, тушение сигареты об его тело равносильно расслабляющему массажу. — Подержи-ка его голову.
Его взгляд забегал, когда Ранди сжал его голову в тисках своих ладоней. Митч сучил своими переломанными ногами, дёргался и вопил, сопротивляясь из последних сил. Он зажмурился как можно крепче, как будто это могло спасти его от очередного увечья.
Ранди сделал всё за меня. Он готов был исполнить любой, самый безумный каприз. Если это касается Митча? Если этого хочу я? Он повернул Кенну на спину, стиснул его голову между коленей и раскрыл его глаза пальцами. Я видела, как мечется зрачок, пытаясь сбежать от тлеющей сигареты.
Два года страха и унижений против получасовой бесхитростной пытки. Удалась ли наша месть? Мне хотелось бы спросить у мамы — лучшего судьи не придумаешь, но рядом был лишь Ранди. Только он мог понять и оценить мои старания. Я опасалась его неодобрения, разочарования. Ему — мужчине, тайнотворцу — моя запредельная жестокость могла показаться постыдной жалостью. Кто знает, что он прочил Митчу, грезя об этом дне на протяжении без малого трёх лет. В любом случае, это не должно было кончиться так скоро.
Но Ранди, несмотря на очевидное возбуждение, вёл себя тихо и осторожно, словно боялся лишним движением разрушить магию момента. Он доверил столь ответственное дело девчонке, как если бы признал, что во всём мире не отыщется истязателя лучше. Хотя может, ему просто нравилось наблюдать это стихийное явление — мою жестокость. На фоне жестокости к Митчу любовь к нему, к Ранди, становилась такой безусловной и необъятной.
Откинув размокшую сигарету, я встала на ноги.
— Перережь ему горло. Самая подходящая смерть для такой скотины.
Атомный взглянул на меня, словно не расслышал.
Мне тоже во многое не верилось. Происходящее было новым для нас во всех отношениях, начиная от декораций и заканчивая действующими лицами. Мы шли на поводу эмоций, не зная, как лучше, как правильнее.
— Смотри, Пэм. — Ранди подтянул Митча выше и отвёл его голову назад, прижимая его затылок к своему плечу. — Пожалуйста, не отворачивайся. — Атомный достал нож, прижимая остриё к тайному местечку под ухом, к ямке за мочкой, до которого могла дотрагиваться разве что мать или жена. — Не закрывай глаза. — Кончик ножа погрузился в плоть, словно в спелую мякоть, и только тогда Митч стал сопротивляться. — Я сделаю это так медленно, как смогу.
Он прочертил ножом идеально ровную дугу под подбородком от одной ямки до другой. Медленно, как и обещал. Ранди очень внимательно относился к своему оружию, чистил автомат и точил ножи каждый день, даже если не пользовался ими. Поэтому след от бритвенно-острого лезвия проявился не сразу. Кровь выступила сначала бусинами, а потом, стоило Кенне содрогнуться в конвульсии, начала выплёскиваться толчками.
Минус один.
— Гори в аду, — прошептала я, мысленно вычёркивая его имя из чёрного списка.
— Я должен был сделать это ещё тогда, — произнёс Ранди, удерживая голову Митча до тех пор, пока тот не перестал дёргаться. — Как бы я хотел показать тебе это раньше. В той комнате. Пять лет назад.
С мёртвой головой у плеча он рассуждал о собственной слабости. Мне хотелось сказать, что он никогда не был слабым. Просто сейчас он слишком сильный. Сильнее любого из здесь присутствующих… Но стоило нашим взглядам встретится, я забыла о свидетелях. Даже о Кенне Митче. Ещё минуту назад он был самым важным человеком для нас, а теперь он — лишь изломанная немая вещь. Когда Атомный поднялся на ноги, он упал в грязь, похожий на надоевшую куклу.
Как и тогда, после убийства коменданта, Ранди смотрел на меня с восторгом, превращающим его в одержимого. Он иссушил своё сердце ненавистью, ему хотелось закрыть глаза, забыться, погрузиться с головой в любовь. Прямо сейчас. Хотя бы на секунду…
— Пэм, он сдох, — улыбнулся Ранди, вытирая руки об одежду. — Какой же он грязный ублюдок. Запачкал тебя.
Запачкал? Ранди перехватил мою руку, когда я потянулась к лицу.
— Не прикасайся к нему больше. Ни к чему, что принадлежит ему. Не смотри на него, — попросил он, наклоняясь. — Даже не думай о нём.
Да, теперь мы можем себе позволить подобную роскошь, ведь…