Атомное комбо

Он просто обманывает их. Притворяется. Разве он мог добровольно пойти на такое? Это жертва. Великая жертва.

Лучше тебе бежать отсюда со всех ног, Дагер. Ты меня спас, да, я помню. Но это не извиняет твоё предательство. Не пойми меня неправильно, но если ты сядешь за этот стол, не поморщившись, я воткну тебе вилку в горло.

Ты же его знаешь. Он на подобную подлость не способен. Это же Самый Верный Друг На Свете. Предав нас, он предал бы и Свена, что само по себе немыслимо, так как нарушает все законы природы.

Пока гость и комендант беседовали в кабинете последнего, мы накрывали на стол в парадной гостиной. Я чудом не разбила ни одной тарелки, ни одного фужера. Всё внутри дрожало, пока я размышляла над тем, что Дагер может чувствовать сейчас. Ничего? Никогда не поверю! Всё, что его сейчас окружает, за исключением людей, должно напоминать ему прошлое, которое он отринул. А что если происходящее ему нравится?

Ранди, Ранди, Ранди, видел бы ты этого гада. Ты убил бы его, я знаю. Ты бы даже не стал спрашивать разрешения. Хотя, знаешь, я бы хотела, чтобы ты спросил. Хотела бы озвучить приговор, чтобы мы вместе стали причастны к его смерти. Ты и я, те, кто знал его или, по крайней мере, так думал.

— …дела могут подождать до завтра, — послышались голоса в коридоре, вынуждая нас ускорится.

Стол, сервированный для четырех персон, сверкал серебром, хрусталём и фарфором, изумительно пах мясом и красным вином. Преклонив головы, Сара и Тильда украдкой смотрели на яства. Солдаты, которые сегодня наблюдали за порядком во время ужина, украдкой смотрели на Сару и Тильду. А я уставилась на двойные двери, ожидая момента «икс».

Давай. Заходи на счёт три, Дагер. Я готова.

Раз, два… Комендант пригласил его войти жестом руки. Его театральное гостеприимство начало выводить меня из себя с новой силой, хотя, казалось бы, эта боль уже давно утихла. Но глядя на то, как Хизель изображает из себя хозяина в нашем доме, я чувствовала, как задыхаюсь.

Ранди, запомни! Подполковник Хизель. Но сначала Гарри Дагер.

— Присаживайтесь, комиссар. Прекрасное место, не находите? Это город и этот дом…

Жирный майор Эмлер, беспробудно пьяный капитан Хейз, Хизель и Дагер расселись за столом, ведя непринуждённую светскую беседу. А на моих глазах рушился мир. Теперь, когда у меня появилась возможность заглянуть в лицо, услышать голос, сомнений не осталось: стопроцентный Гарри Дагер.

Смотреть на него было физически больно. Словно запуская какой-то изощрённый механизм самосохранения, мозг начал генерировать идеи одна абсурднее другой.

А что если его контузило? У него амнезия, да-да.

— Я жил в Раче и помню этот дом, — сказал Дагер. Что ж, похоже, дело не в амнезии. — Это место… оно мне отлично знакомо. Собственно, поэтому для этой поездки выбрали именно меня.

— Серьёзно?! — удивлению коменданта не было предела. — Ну и каким вы находите город?

— Преображённым.

Самое время падать в обморок, ага.

Так вот, как это называется у тебя, Дагер. То, что они сделали с нами, это, по-твоему, «преображение»?

— Поверьте, Рача ещё не знала своих лучших времен! — Комендант подозвал меня жестом, указывая на свой бокал. Мол, займись делом. — Выпьем же за её скорейшее обновление! За победу!

— За победу! — поддержали его майор и капитан.

Это был долгий вечер, в течение которого Дагер успел трижды выпить за победу, за здоровье, за дружбу. Список его грехов рос в геометрической прогрессии. А я… я нарочно крутилась возле него, так, что это было не просто заметно — вызывающе. Я всё делала нарочито медленно: подливала вина ему в бокал, меняла тарелки, ставила новые блюда. Сара и Тильда обеспокоенно косились в мою сторону, а охмелевший подполковник даже счёл нужным сообщить Дагеру:

— Не обращайте на него внимания. Во время авианалётов ему повредило голову.

Но даже после этих слов комиссар не счёл меня достойной взгляда. Он никому не смотрел в лицо, кроме тех, кто сидел за столом, кто был облачён во вражескую форму и говорил на проклятом ирдамском. Дагер никогда бы не поверил, что в этом террариуме ещё мог кто-то уцелеть. Он даже не допускал мысли…

Конечно, уже после года такой жизни, в Раче нельзя было женщину от мужчины отличить, ни по голосу, ни внешне. Все были — сухая обёртка, шелуха. Что говорить про детей. Детей не смогла бы узнать даже родная мать.

Я буравила его взглядом. Я несколько раз «случайно» задела его рукой. Отчаявшись, я выронила приборы. Звон возмутил всех поголовно, но комиссар даже не остановил на мне взгляда, тут же находя новую тему для разговора.