— Кажется, наша семья плохо на тебя влияет, — отметила я, нарушая неуютное молчание. — С твоими мозгами и физическими данными ты мог бы добиться значительных успехов, а теперь… Сам подумай. Из-за моей матери у тебя проблемы с личной жизнью: тебе уже тридцать, а ты до сих пор не женат. Вслед за Свеном ты ступил на кривую дорожку отступничества. И посмотри, во что превращается твоя жизнь из-за меня?
— Я никогда не задумывался над этим, — признался Дагер, и я посоветовала ему задумать на досуге.
— Только не пойми меня неправильно. Это не сочувствие, не раскаяние и не попытка начать сначала. Скорее, наблюдение. Например, прямо сейчас по вине моих причуд ты пренебрегаешь своим долгом перед новой родиной — Дагер посмотрел на часы, но не сдвинулся с места, будто ему был нужен ещё как минимум один повод, чтобы поторопиться. И я любезно помогла ему. — К слову, это не последняя встреча, на которую ты из-за меня опоздаешь.
Само собой, он снова меня неправильно понял.
Глава 46
Комиссар перестал запирать кабинет. Напрасно. В прошлый раз он не досчитался фотокарточек, через день — наручников, однако, даже заметив следы очередного вторжения и пропажи, Дагер смолчал. Либо интерес с моей стороны льстил ему, либо он изначально решил относиться с пониманием ко всем моим причудам. К зачаткам клептомании в том числе, хотя и первая, и вторая кража были продиктованы вовсе не бездумным порывом. Как и ежедневное посещение рабочего кабинета и дежурство у телефона допоздна.
Я, как и раньше, снимала трубку, вслушивалась в голос через шорох помех и опускала её на рычаг, не сказав ни слова. Пока однажды в свой же кабинет не позвонил Дагер.
— Пожалуйста, не делай так больше. Не бери трубку и не молчи. А то я уже не знаю, как отшучиваться на вопросы о том, кого я себе завёл.
Неужели в своих кругах Дагер считался затворником?
— И что ты предлагаешь? — Это был мой первый разговор ни о чём по телефону, поэтому я чувствовала себя взволнованной.
— Не знаю. Если не хочешь отвечать, не поднимай трубку. А если уж взяла, то отвечай.
— Я не нанималась к тебе секретарём.
— Да, но ты, тем не менее, сидишь там и прослушиваешь мой телефон.
— Я вообще много чего тут делаю с твоими вещами.
— Могу себе представить, — прочистив горло, ответил комиссар. — Теперь уже и мне кажется, что у меня появился ребёнок.
— Серьёзно? Ты такой наивный. Но, знаешь, простаком ты мне нравишься больше, чем изворотливым негодяем, поэтому я тебе подыграю. Хотя не факт, что если я буду каждый раз спрашивать «скоро ли ты вернёшься домой, папочка?», меня примут именно за ребёнка.
— Большое спасибо, но я, чёрт возьми, говорил не об этом.
— Я поняла, о чём ты говорил. Ты осторожен, потому что боишься замарать свою репутацию любой ерундой, хотя как по мне, тебе уже нечего стыдиться. Всё самое плохое, на что ты был способен, ты уже сделал.
— Плевать я хотел на репутацию! — прошипел он в самую трубку.
— Тогда к чему этот разговор?
— Мне нужно знать… Чёрт, просто объясни, зачем ты это делаешь?
Я наклонилась, прислонившись лбом к гладкой, прохладной поверхности стола, которая пахла деревом, бумагой и чернилами. Не пыльной войной Дагера.
— Затем, что я всё ещё не верю тебе, — честно ответила я, пропуская мимо ушей поток вопросов. — Я долго думала о том, что ты сказал и знаешь… Когда мне сообщили, что Свен героически погиб, я поверила, но в то, что он бросил нас и теперь благоденствует, мне не верится совсем. Счастливый муж и отец? И это при том, что он оказался никудышным сыном и братом?
— Хочешь сказать, что всё из-за Свена?
Я неискренне рассмеялась.
— К чему такое удивление? Разве ты ещё не понял, что здесь всё — касается это тебя или меня — из-за Свена? Или ты не представлял, что моё желание может быть настолько простым и безобидным?
Конечно, Дагер не был дураком и понимал насколько моё желание «простое и безобидное». Возможно, он догадывался и о том, что будет после того, как я получу доказательства. Но всё равно решил мне их представить: не прошло и пяти минут с тех пор, как комиссар, не удостоив меня ответом, повесил трубку, а телефон снова зазвонил.
— Ну, выкладывай, что у тебя случилось? — вырвалось из динамика. Когда комендант Хизель в первый день нашего знакомства выстрелил прямо рядом с моим ухом, ощущения были те же. — Алло?
Этот голос словно пробил мне голову.
— Гарри, с тобой всё в порядке? Ты чего так дышишь?
Если бы я поднесла трубку к груди, Свен бы оглох.
— Да нет, я ведь только что с ним разговаривал, — бросил полубрат кому-то. — Он попросил перезвонить.
Для погибшего героя его голос звучал слишком бодро. Для живого предателя тоже.
— Это, в самом деле, помехи, или ты просто развлекаешься?
Прошло шесть лет, я хотела сказать ему так много. Это перестало быть прихотью и превратилось в необходимость: вынужденное молчание разрывало меня изнутри, слова — громкие, тяжёлые и острые, как бритва — резали горло. Я чувствовала, как задыхаюсь, но вопреки этому заткнула рот рукой.
— Прости, дружище, мне некогда. Сегодня ночью Ева…