Атомное комбо

Дагер был офицером, но солдатом так никогда и не стал, поэтому ему было невдомёк, что понятие «личное пространство» в армии отсутствует. Котелок, постель, аптечка, даже женщина — там всё было общим. Неужели, привыкнув за эти почти два года делиться всем на свете, мы с Ранди могли не поделить ванну? И уж тем более Гарри не стоило тревожиться за мою непорочность. Не скажу, что мы с Атомным потеряли всякий интерес к телам друг друга, но тогда мы были слишком измождены, чтобы уделять им должное внимание.

Я помогла ему раздеться, как когда-то в госпитале он помогал мне одеваться. Я потянулась к крану, он наклонился за измятой пачкой сигарет. Я включила воду — он чиркнул зажигалкой и закурил. Мы сидели в ванной друг напротив друга. Вода стекала у меня по плечу, дым закрывал вуалью его лицо.

Мне хотелось развить эту мысль (о родстве противоположностей) и дальше.

Для меня война закончилась. Для Ранди же она не закончится никогда. Глядя на него, я поняла, что превосходство противника не смущает его. Он оказался на вражеской территории, а выглядел, как лис, забравшийся в курятник, хотя едва ли такое стечение обстоятельств можно назвать удачным. Ведь, спасая, Дагер невольно обрекал меня на пытку худшую, чем голод и боль. Смотреть на пустой потолок карцера было приятнее, чем на достаток комиссара и его чистенькую, миловидную служанку. Хотя бы потому, что первое соответствовало логике, а второе не лезло ни в какие ворота.

Пока он благоденствовал, мы умирали изо дня в день. Пока его служанка нежилась в этой самой ванне, мы захлёбывались грязью и кровью. И этот момент разве не самый подходящий для того, чтобы поставить, наконец, всё на свои места? Подлецы и лицемеры должны быть несчастнее людей чести, это в рамках справедливости.

— Ты внушаешь мне собственные мысли? — предположила я, прислоняясь затылком к бортику ванны.

— Всего лишь пытаюсь читать твои.

— Ну и как? Получается?

Ранди выпустил дым в потолок.

— Когда-то ты говорила, что ненавидишь его сильнее Митча. Но Митч мёртв, а эта скотина — там внизу, зализывает раны.

— Моя мама…

— Ничего не случилось бы, если бы он вас там не бросил! Никогда бы не подумал, что именно мне придётся тебе об этом напоминать. Чёрт возьми, Пэм, что он успел наговорить тебе?

— Ничего. Я просто вспомнила, что во всех передрягах, в которые они попадали, зачинщиком был полубрат.

— Ты что, шутишь?

— Прошу, не думай, что я на его стороне. Ничего не изменилось, просто… — Я закрыла лицо руками, сползая ниже, прикасаясь своими коленями к его коленям. — Если вся жестокость, на которую я способна, уже будет отдана комиссару, то что останется полубрату? Ведь именно Свен виноват в том, что случилось с нами.

Вероятнее всего, нарушая клятву Родине, Дагер оставался верен клятве, которую ещё будучи сопливым ребёнком дал своему другу. Поэтому истинные мотивы их предательства я могла узнать только у Свена.

— Что бы ты сделал со своим братом, предай он тебя? — удручённая его молчанием спросила я.

— Откуда мне знать? У меня нет и не было никого кроме тебя.

— Тогда, что бы ты сделал, если бы уличил в неверности меня? — Не убирая рук от лица, я следила за Ранди через щель между пальцами.

Его рука дрогнула, роняя пепел сигареты в воду.

— У меня не настолько богатая фантазия.

— Убил бы?

— Не знаю, — обронил Атомный, глубоко-глубоко затянувшись.

— Но захотел бы убить?

— Не знаю.

— А если бы с тех пор прошло шесть лет? Если бы ты всё это время меня не видел и не знал, жива ли я? Ты был бы счастлив меня встретить, потому что я всё-таки жива или потому что у тебя появился шанс отомстить?

— Не знаю, — повторил он в который раз, но без раздражения. — Зато я знаю, что какой-то там брат не мог бы рассчитывать на снисхождение с моей стороны.

— А я, значит, могла бы?

Он пожал плечами. Не потому что затруднялся ответить, а потому что вообще перестал понимать, что происходит. Разве в нашем положении нельзя обсудить вопросы поважнее? Например, что нам теперь делать? Вне армии, без командира Голдфри, который ранее направлял каждый наш шаг, в чужой стране. Ни оружия, ни друзей, ни закона — не осталось ничего, что было бы полностью, от и до на нашей стороне.

— И как бы я могла это снисхождение заслужить?

Неужели гипотетические проблемы важнее реальных? Ранди смотрел на дверь, намереваясь решить сначала реальные. Ведь мы мечтали именно об этом моменте, когда лежали — избитые, голодные и беспомощные — в комнате, присвоенной комендантом Хизелем. Нам выпала такая возможность, и не воспользоваться ей — грешно.

Я убрала ладони от лица и медленно потянулась к крану, чувствуя на себе чужой взгляд.

— Тебе легко быть безжалостным. — Выключив воду, я подобралась к Ранди и обвила его шею руками. — Но что если я начну умолять тебя о пощаде и вспоминать былое? Приплету наше родство. Скажу, что нас воспитывала одна мать, и если не меня, то её ты пожалеть обязан. Что я люблю тебя больше жизни и всё, что я делала, я делала для тебя.

— Это… не оправдание, — прохрипел Ранди, отшвыривая окурок. Он понял цель этого спектакля и теперь был, в самом деле, зол на меня.