— Интересно, как ты будешь утешать себя, когда война закончится? Ведь, судя по тому, как он самозабвенно убивает и насилует, он выполняет вовсе не твои желания, а свои.
Меня тревожил тот же вопрос, но я решила, что ей не обязательно об этом знать.
— Чьи бы желания он не выполнял, они неизменно совпадают с моими.
— Да? Ну может однажды чудесным образом твоё желание совпадёт и с моим?
— Может быть.
— Например, сейчас было бы очень кстати. А то после шоу, которое устроил Атомный, мне в пору трусы выжимать.
— Сейчас никак, знаешь… — Я вскинула голову, уставившись на Николь так, что даже она засмущалась. — Что?
— Что «что»?
— Что ты сказала? Повтори.
— Что Атомный трахал ту приблудную малышку…
— Нет, про трусы. У тебя там мокро, да? Такое бывает и с тобой? Часто?
Её тонкие брови поползли на лоб, глаза округлились, а рот так и остался открытым.
— Боже! — в ужасе воскликнула Николь через минуту. Она пролетела мимо меня, на ходу затыкая флягу крышкой. — Да ты просто больная на всю голову извращенка, Палмер!
Когда тебя называет извращенкой самая распутная женщина на свете, над её словами волей-неволей задумаешься.
Моё удивление показалось ей нелогичным? Вступив на тропу взросление в столь юном возрасте, называя себя медиком, как я могла не знать о том, что такое любрикация? Что это один из тех факторов, который отличает любовь от насилия. Что это — лучший комплиментом для мужчины и призыв к действию.
Я поморщилась, глянув на свою промежность.
Возможно, Ранди расстроился бы сильнее, не приведи его ласки к подобному результату. Он пошёл ва-банк и его риск оправдался: он почувствовал то, что хотел почувствовать. А потом просто он сбежал. А всё потому, что… потому что…
До всеобщего сбора оставалось около часа, и этого времени должно было хватить для поиска ответа. Я могла бы придумать его сама или догнать Николь. Через какое-то время меня отыскал Ранди, и я могла бы спросить у него, если бы в самом деле захотела обсуждать вчерашнее.
— Тебя не было в палатке, — проговорил он, приближаясь ко мне со спины.
— Какое совпадение, — ответила я, не оборачиваясь. — Тебя тоже.
Он обошёл меня и встал напротив, такой весь из себя виновный и требующий суда. Внимания. Я же предпочла заняться своими ботинками, натягивая сначала один, потом второй.
— Я беспокоился.
— Ну, не ты один.
Атомный мог продолжить эту цепочку и сказать: «я поимел очередную одноразовую женщину, а потом выкурил полпачки самых гадких сигарет» и на этом совпадения бы закончились. Но он не сказал, хотя его вид был уже вполне красноречив.
— Оставайся на месте, — бросила я, когда он сделал шаг в мою сторону.
Ранди проигнорировал команду и очередное правило, и мне пришлось поднять голову. Он был по пояс обнажён, держа рубаху в руке. Возможно, он запачкал её и пришёл сюда избавиться от улик. А может, испортил в порыве страсти. Я могла представить, как его сегодняшняя подружка нетерпеливо рванула её, выдёргивая пуговицы…
Пусть даже всё было совсем не так, я не могла позволить ему трогать меня теми же самыми руками, предварительно их не помыв. Подняв ногу, я впечатала подошву своего ботинка ему в живот, заставляя остановиться.
— Это что-то новенькое, — пробормотал Атомный, медленно опуская взгляд вниз. Вид моих ладоней на его коже нравился ему больше?
— Извини, но лимит нежностей на сегодня тобой исчерпан. — Я старалась, чтобы мой голос звучал не ядовито, а безразлично. — Не прикидывайся, будто тебе недостаточно. Судя по тому, как стремительно ты бежал к ней, оставив меня с расстёгнутыми штанами посреди ночи, она более чем искусна.
То, как он на меня посмотрел, говорило о том, что Ранди понял меня не правильно. Я вменяла ему в вину совсем не то, о чём он подумал.
— Если бы ты позволила мне… — Не удар, не взгляд, а неизменно только слова делали его беспомощным. — Я знаю, это неправильно. Ненавижу себя и всё же… Я так хотел, чтобы на её месте была ты.
И это, чёрт возьми, не было сенсацией.
— Я тоже, хотя не совсем в том смысле. Я замёрзла до полусмерти, а тебе было жарко и совсем не думалось о Раче, правда? В пятнадцать лет ты был куда умнее, раз исправно выполнял свою первую и основную обязанность — согревать меня. Почему же сегодня ты решил, что это нужнее другой?
— Если бы я остался…
— То что бы случилось?
На этот вопрос было два ответа, прямо противоположных друг другу: правдивый и правильный.
— Ничего. — Ранди выбрал правильный. — Я никогда… ты же знаешь, я никогда не поступлю так с тобой.
И опять он использует такой тон, словно пытается убедить в сказанном в первую очередь себя.
— Как, Ранди? Как тот же Митч с мамой?
К подобным сравнениям он никогда не мог оставаться равнодушным, но на этот раз его вина была сильнее моей, Атомный признавал это. Именно вина, а не злость толкнули его ко мне в поиске прощения, объятий, но я лишь сильнее вжала ногу в его живот. Едва ли это было непреодолимым препятствием для него. За свою богатую на подобный опыт жизнь Ранди справлялся с противниками и покрупнее, но вряд ли ему раньше приходила в голову мысль идти не напролом, а становиться на колени.