Атлас Преисподней

— Я все еще могу это сделать, — хрипло проговорил Чевак и попытался обернуться, но стражи грубо дернули его вперед. Цыгане заорали на пленников на своем искаженном наречии, чтобы те молчали.

Их вели по палубам, спаянным из обломков металла, меж хижин из гофрированной жести и растянутого холста. Мужчины, женщины и дети, одетые в обноски, останавливались на снастях и веревочных мостах, враждебно пялились на чужеземцев и скалили вычерненные зубы, всеобщим для людей образом выражая неприязнь и недоверие. Повсюду в небесах парили кавалькады грубо сшитых воздушных шаров и летающих кораблей, а под ногами сновали узкомордые карликовые архозавры, которые шипели, выпрашивая объедки.

Чевака протолкнули под холщовую занавесь в какое-то темное помещение, которое, видимо, служило залом собраний. Внутри находились цыгане с длинными неопрятными бородами, на головах у них копошилось еще больше вшей, чем у остальных. Туда-сюда ковыляли старухи, оглядывая новоприбывших. Цыган в защитных очках и его бородатый сородич вышли вперед, чтобы гордо представить старейшинам свою добычу. Совет тут же поднял гвалт, переговариваясь и крякая на своем языке, чем дал Чеваку возможность просунуть руку внутрь арлекинского плаща.

Очкастый капитан схватил его за запястье, но высший инквизитор уже успел швырнуть на пол перед собранием горсть адамантиевых слитков с палец величиной. Кусочки металла зазвенели о палубу и засверкали при свете огоньков на стволах огнеметов. Группа старейшин тут же затихла, и старые ведьмы уставились на сокровища алчными взглядами. Чевак высвободил руку и отбросил в сторону занавесь, открывая зловещий вид на улей Аблютра, возвышающийся далеко в тумане. Инквизитор показал на слитки, а затем в сторону мегаполиса.

— Мы хотим, чтоб нас доставили в улей, — по слогам произнес Чевак, переводя взгляд с одного покрытого старческими пятнами лица на другое, — и готовы заплатить за это.

Толпа дряхлых цыган расступилась, и вперед вышел старец с обвисшей и морщинистой кожей, которую туго, словно молодую, натягивали тяжелые кольца и обручи пирсинга. Под лохмотьями проглядывало мускулистое, некогда могучее тело, но, как и лицо, грудь вождя теперь представляла собой скорбное зрелище: усохшие мышцы, седые завитки волос и брякающие друг о друга дешевые украшения.

— Вы не ходите туда, — предостерег вождь, — там для вас плохое место.

Чевак и Клют обменялись взглядами.

— Ну конечно, — тихо проговорил высший инквизитор. — Они говорят на низком готике.

— Не очень теплый прием, — вздохнул в ответ Клют.

— Мы знаем об опасности, — начал Чевак, обращаясь к вождю.

— Правда, что ли? — удивился Клют.

— Нам только надо, — продолжил высший инквизитор, — чтоб нас доставили к Шпилю.

Он показал на пол, где старухи уже собирали адамантиевые слитки.

— Возьмите это как предоплату. Я дам столько же, когда дело будет сделано.

Цыгане столпились и снова начали тараторить, выхватывая слитки из кривых пальцев старух и передавая их беззубому советнику, стоящему рядом с крючконосым вождем. Наконец тот вскинул морщинистую руку, и собрание затихло. Вождь сплюнул жевательную смолу и что-то затрещал на корабельном наречии, обращаясь к цыгану в очках и его спутнику с сальной бородой, а затем жутко закашлялся, харкнул в руку и протянул ее Чеваку. Высший инквизитор слегка помедлил, но с хлюпаньем пожал ее в знак заключения договора.

Вскоре выяснилось, что чудовище, которое на глазах у отряда Чевака загарпунили цыгане, тоже являлось предметом сделки. Воздушный корабль-охотник получил приказ отвезти колоссального фильтровальщика в улей для дворцовой кухни. Теперь аэростат летел над канцерогенным болотом, волоча под брюхом отвратительное создание, а Чевак и его спутники цеплялись за ржавые пласталевые прутья и оснастку. Болотные цыгане прыгали по раме и веревкам с большой ловкостью, почти грацией, что было неудивительно, учитывая, что с самого рождения они жили на летающих кораблях.