— Нет нет,— замахал рукой австралиец,— это уже всеобщее открытие. Вы все это знаете, но я все же хочу, чтоб вы послушали, как я излагаю это для печати. В конце концов вы назначены комитетом а не я...
Шмелев молча пожал плечами.
— Давай, Грегор.— Левер с тоской поглядел на теннисный корт.
— Так вот — начал Маккензи.— Пилтдоун — небольшой городишко. У меня там поблизости кое-какая недвижимость и...
— ...И десяток миллионов овец,— подал реплику Левер.
— Да перестань ты в конце концов! — Австралиец метнул на него яростный взор.— Так вот, живет там некий юрист. Между прочим, очень хороший. Когда-то он вел мои дела
Словом, ехал он ко мне в имение,— я прошу его иногда посматривать там за управляющим — порядочным жуликом...
— Ну к чему об этом в заявлении для печати? — Холмер поморщился.
— Это не заявление, а популярный рассказ,— огрызнулся Маккензи.— Так вот, ехал этот Даусон и вдруг видит, что полевая дорога во многих местах покрыта коричневыми камнями, которых он раньше в этих местах не видел. Встретил двуколку, с которой рабочие сбрасывали на дорогу гравий. Выяснилось, что невдалеке есть маленький песчаный карьер, где добывают песок и гравий для дорожного строительства. Иногда, если есть время, рабочие благоустраивают и эту полевую дорогу, по которой гравий возят к шоссе.
Даусон парень опытный. Он сразу понял, что здесь могут быть любопытные находки, и стал частенько наведываться в карьер, а сам попросил рабочих поглядывать, не найдется ли чего интересного.
Однажды они выкопали ему какую-то трудноопределимую кость, потом что-то напоминавшее кусок черепа. В конце концов и сам Даусон сделал открытие.
В тот день рабочие ушли пораньше. Была суббота, и никто не мешал Даусону в свое удовольствие копаться в карьере. Последнее время этот старый фанатик приезжал туда с утра и торчал весь день, захватив с собой завтрак и обед.
Он нашел там, вообще-то говоря, немало интересного. В тот день ему попалась прекрасно сохранившаяся кость.
Не ожидая утра, этот сумасшедший прямо ночью позвонил мне и доктору Артуру Вудварду и начал кричать, что он обнаружил мамонта. Как он потом признался, он хотел, чтоб мы приехали, и думал, что на крючок мамонта мы попадемся скорей.
На следующий день мы сели с Артуром в самолет, и к вечеру уже были на месте. Даусон отвез нас в карьер (это, действительно, недалеко от моего имения) и все сам показал. Место прелюбопытнейшее! Прямо как на золотом прииске — нас, антропологов, разумеется,— на каждом шагу ожидают самородки.
Одним словом, приехали мы взглянуть на эту дурацкую кость (принадлежавшую, как оказалось, динозавру), а остались на неделю. И вот восемнадцатого августа, пока я копался в одном конце карьера, слышу в другом — дикий вопль. Можно было подумать, что там появился живой динозавр. Я — туда. Мне навстречу — оба мои почтенные коллеги. Даусон потрясает найденной челюстью, как Самсон в битве с филистимлянами. За ним, подобно горному козлу, скачет Вудвард.
Челюсть действительно исключительная,— воскликнул Маккензи,— вы видели муляж. Хоть она и схожа с обезьяньей или, вернее, с челюстью палеопитека, но плоская поверхность двух сохранившихся зубов не вызывает сомнений — челюсть человеческая.
Я немедленно вызвал большую партию рабочих, купил этот карьер. Копать стали днем и ночью при свете прожекторов. На третий день обнаружили череп...
— Кусок черепной кости,— уточнил Шмелев.
— Ну, кусок черепа,— недовольный, что его перебили, продолжал Маккензи.— Во всяком случае, достаточно большой, чтобы можно было проводить с ним анализы. И потом, там было огромное количество всякой окаменелой живности той эпохи. Образцы земли мы тоже сразу же взяли. Между прочим, хоть и переворотили в этом карьере все, когда добывали песок, все же небольшой слой почвы, где нашли челюсть и череп, сохранился. Я велел оградить это место и поставить брезентовый тент.
Втроем мы запротоколировали результаты раскопок. Я на своем личном самолете доставил кости в Мельбурн, где они сейчас под семью замками хранятся в моем... в Мельбурнском университете св. Маврикия. Там же под руководством Вудварда их подвергали химическому анализу и калий-аргоновому.
И не только их. Все, что нашли поблизости, почву. Притом и по отдельности, и вместе. Старик Вудвард — придира неимоверный и больше всего печется о своей научной репутации. Так что «допрос» останков он проводил с пристрастием.