Они вели себя, как дети, которые, еще не умея читать, берут книгу и произносят то, что вздумается, делая вид, будто именно это содержится в непонятных черных строчках. «Но ребенок, — пришло в голову Дагни, — сознает, что играет; эти же люди притворяются перед самими собой, что не притворяются; они просто не знают других условий жизни».
Чувство нереальности оставалось у нее и тогда, когда самолет приземлился, когда она незаметно улизнула от толпы журналистов, миновав стоянку такси и вскочив в аэропортовский автобус, когда ехала в нем, когда стояла на перекрестке, глядя на Нью-Йорк. Казалось, она видит покинутый город. У нее не возникло ощущения возвращения домой, когда она вошла в свою квартиру; квартира представлялась каким-то условным помещением, которое можно использовать для любой, совершенно незначительной цели.
Но она почувствовала себя бодрее, что напоминало первый просвет в тумане — проблеск смысла, — когда она сняла трубку и позвонила в офис Риардена в Пенсильвании.
— О, мисс Таггерт… мисс Таггерт! — радостно простонал голос суровой, бесстрастной мисс Айвз.
— Здравствуйте, мисс Айвз. Я вас не напугала? Вы знали, что я жива?
— Да! Услышала утром по радио.
— Мистер Риарден у себя?
— Нет, мисс Таггерт. Он… он в Скалистых горах, ищет… то есть.
— Да, понимаю. Знаете, как связаться с ним?
— Я жду его звонка с минуты на минуту. Сейчас он в Лос-Гатосе, штат Колорадо. Я позвонила ему, как только услышала эту новость, но его не было на месте, и я оставила сообщение, чтобы он перезвонил. Видите ли, он почти весь день летает… но свяжется со мной, как только вернется в отель.
— Как называется отель?
— «Эльдорадо».
— Спасибо, мисс Айвз.
Дагни хотела положить трубку.
— О, мисс Таггерт!
— Да?
— Что произошло с вами? Где вы были?
— Я… расскажу при встрече. Сейчас я в Нью-Йорке. Когда мистер Риарден позвонит, скажите, пожалуйста, что я буду у себя в кабинете.
— Хорошо, мисс Таггерт.
Дагни положила трубку, но не сняла с нее руки, как бы не желая прерывать свой первый контакт с реальным внешним миром. Посмотрела на свою квартиру, на город за окном, чтобы отвлечься, чтобы не погрузиться вновь в мертвенный туман бессмысленности.
Она опять подняла трубку и позвонила в Лос-Гатос.
— Отель «Эльдорадо», — недовольно произнес сонный женский голос.
— Примете сообщение для мистера Генри Риардена? Попросите его, когда вернется…
— Минутку, пожалуйста, — протянул голос раздраженным тоном, отвергающим всякое посягательство на дальнейшее внимание с его стороны.
Дагни услышала пощелкивание переключателей, какое-то жужжанье, несколько гудков, потом ясный мужской голос:
— Алло?
Это был Хэнк Риарден.
Дагни уставилась на трубку, будто на дуло пистолета, чувствуя себя в ловушке, теряя способность дышать.
— Алло?! — настойчиво повторил Риарден.
— Хэнк, это ты?
Она услышала негромкий звук, скорее, вздох или стон, потом долгое, пустое потрескивание в трубке.
— Хэнк!
Ответа не было.
— Хэнк!!! — в ужасе закричала Дагни.
Ей показалось, что она слышит прерывистое дыхание, потом раздался шепот — не вопрос, а утверждение, в котором звучало все:
— Дагни…
— Хэнк, извини — о, дорогой, извини! — ты не знал?
— Где ты, Дагни?
— У тебя все хорошо?
— Конечно.
— Ты не знал, что я вернулась… что жива?
— Нет… Не знал.
— О, Господи, извини, что позвонила, я…
— О чем ты говоришь? Где ты, Дагни?
— В Нью-Йорке. Ты не слышал об этом по радио?
— Нет. Я только что вошел.
— Тебе не передали сообщение, чтобы ты позвонил мисс Айвз?
— Нет.
— У тебя все хорошо?
— Теперь? — она услышала негромкий, мягкий смешок. Сдержанный смех, отзвук юности, усиливающийся в его голосе с каждым словом. — Когда ты вернулась?
— Сегодня утром.
— Дагни, где ты была?
Она ответила не сразу:
— Мой самолет разбился. В Скалистых горах. Меня подобрали какие-то люди, они помогли мне, но я не могла ни с кем связаться.
Смех смолк:
— Так скверно?
— О… катастрофа? Нет, ничего. Я почти не пострадала. Серьезных повреждений не было.
— Тогда почему не могла связаться?
— Там не было… никаких средств связи.
— Почему не возвращалась так долго?
— Я… сейчас не могу ответить.
— Дагни, ты была в опасности?
В задумчиво-мучительном тоне ее голоса прозвучало что-то похожее на сожаление, когда она ответила:
— Нет.
— Тебя держали там как пленницу?
— Нет, я бы не сказала.
— Значит, ты могла вернуться раньше, но не вернулась?
— Это так, но больше ничего сказать не могу.
—
— Может, не будем говорить об этом сейчас? Давай подождем до встречи.
— Хорошо. Ни о чем спрашивать не буду. Только скажи: сейчас ты в безопасности?
— В безопасности? Да.
— Я имею в виду, не страдаешь от серьезных повреждений или последствий?
Она ответила с той же интонацией невеселой улыбки:
— Хэнк, повреждений у меня нет. Насчет последствий, не знаю.
— Вечером все еще будешь в Нью-Йорке?
— Да, конечно. Я… вернулась навсегда.
— Правда?
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Не знаю. Видимо, слишком привык к тому, что… что никак не могу найти тебя.
— Я вернулась.
— Да. Увидимся через несколько часов. — Риарден умолк, словно сам не мог поверить в это. — Через несколько часов, — твердо повторил он.